Перемена в динамике взаимоотношений - Текст произведения
* * *
Муген думал. С непривычки думать было тяжко, и вообще,
он это дело терпеть не мог. Сидеть и медитировать часами, как
некоторые, (мрачный взгляд исподлобья на Дзина) — не-е, это не для
него. По нему, так лучшее решение любой проблемы — это взять и порубить
ее в капусту. Но иногда... ничего не поделаешь, приходится откладывать
катану в сторону и начинать чесать в затылке.
Времени это
самокопание отняло немало, но под конец он все же кое-что надумал.
Конечно, добиться своего будет непросто, но он знал все слабости
противника. Собственно, те же, что у него самого. Так что...
* * *
—...Короче, нам надо переспать, — объявил Муген, сияющими глазами глядя на Дзина. Выжидательно.
Дзин сморгнул.
— Прошу прощения?
— Ты не слушал.
— Ну, в общем, нет.
— Ты никогда не слушаешь. В том-то и дело.
— Какое дело?
— А такое, что нам надо переспать.
— Нам надо переспать, потому что я тебя не слушаю? — Дзину показалось,
если он повторит это вслух, то смысл хоть слегка прояснится. Ничего
подобного.
— Я все продумал.
— Вот как.
— И объяснил, но ты не слушал.
Дзин покорно отложил в сторону тряпочку, которой протирал лезвие
катаны, закупорил бутылочку с маслом и скрестил руки на груди — весь
внимание.
Муген наклонился вперед, загибая пальцы.
— Во-первых, — объявил он, — тут нет женщин. Не перебивай! — рявкнул он, едва Дзин приоткрыл рот. — Женщин тут нет.
— Во-вторых, — продолжил он, — Фуу не в счет, потому что она... Фуу.
Она конечно ничего, но совсем сопливая, и такая наивная, и сразу в меня
втрескается. А потом будут слезы и причитания, и нафига нам в дороге
такое удовольствие?
— Поразительно, насколько уверена в себе нынешняя молодежь, — отметил Дзин, ни к кому в особенности не обращаясь.
— Конечно, ты в меня тоже втрескаешься, но это ничего.
— Ничего, если я... Погоди. С какой стати мне в тебя влюбляться?
— Так всегда происходит.
— Могу с уверенностью утверждать, что не со мной.
— Без разницы. От тебя это не зависит.
— Стоп, давай уточним. Ты полагаешь, если мы переспим, то я в тебя влюблюсь?
— Ага.
Наклонившись вперед, Дзин заглянул Мугену в глаза. Они были яркие и
совсем не мутные — вроде, никаких следов сотрясения мозга. И все же:
— Ты, кажется, говорил, что не пострадал в той драке.
— В какой еще драке?
— Вчера, когда крестьяне пытались забить нас камнями и поднять на вилы,
после того как ты чуть не соблазнил местную храмовую девственницу.
— Я в порядке. Но это лишний раз доказывает, что я прав.
— Прав в том, что нам нужен секс?
— Именно. Даже несмотря на то, что потом ты в меня втрескаешься.
— Не дождешься. — Дзин вдохнул поглубже и продолжил нарочито спокойно: — Не вижу связи.
— Слушай, куда бы мы ни сунулись, у нас вечные проблемы, разве нет?
Дзин хотел резонно указать, что в большинстве их проблем повинен сам Муген, — но воздержался и просто кивнул.
— И чаще всего эти проблемы из-за женщин. Они нас пичкают какой-то
дрянью, обворовывают, пытаются прикончить. Понятия не имею, с какой
стати, — завершил Муген с видом оскорбленной невинности, — но это
факт... Короче, если я буду спать с тобой, мне не будет никакого смысла
соблазнять храмовых девственниц... хотя эта, к твоему сведению, сама
мне строила глазки, так что я тут вообще ни при чем... Ладно. Сходу
трахаться нам не обязательно. Можем начать с чего попроще. Руками...
ну, ты понял. В общем, чтобы ты не сразу в меня втрескался.
— Муген, тебе не удастся подбить меня на секс, только чтобы доказать, что я не собираюсь в тебя влюбляться.
— Конечно, случится полная засада, когда Фуу наконец отыщет своего
подсолнухового самурая и наше перемирие закончится. К тому времени мне,
наверное, не особо-то будет хотеться тебя убивать, но тут уж вопрос
принципа, сам понимаешь... Короче, мы начнем драться, и тебе будет
совсем не до того, покуда я не скажу, что не могу ответить на твои
чувства, и вот тогда... — Муген закатил глаза. — Уязвленное самолюбие
возожжет огонь в твоей душе, и ты набросишься на меня со всем пылом.
Понятное дело, это тебя не спасет, и после моего финального
смертоносного удара ты падешь, а перед тем как испустить дух,
прошепчешь слова любви, и лепестки сакуры осыплют твое... черт, как это
правильно говорится, когда мертвяк лежит и нифига не шевелится?
— О, точно, спасибо. Твое бездыханное тело. Усыпанное лепестками
сакуры. Тут, конечно, у меня на глаза навернутся слезы, потому что мне
больше никогда не встретится на пути такой отличный противник, но я не
дам им пролиться. Потом я пойду в какой-нибудь кабак заливать тоску и
расскажу кому-нибудь всю эту историю, и про нас сочинят балладу,
которая останется жить в веках, и имя Мугена навсегда станет символом
трагедии, разбитого сердца и несравненного фехтовального мастерства.
— Ясно, — произнес Дзин и встал с места, стягивая пояс. — Раздевайся.
* * *
— Ну? — поинтересовался Муген чуть позднее.
— Твоей технике недостает утонченности, и выдержки тебе тоже не хватает.
— Чего? Раньше что-то никто не жаловался!
— Полагаю, своим прежним партнерам ты затыкал рот, чтобы не позволить высказаться.
— Гонишь. Тебе понравилось.
— Я представлял на твоем месте кого-то другого.
— Да? И кого же?
— Кого угодно.
— Отлично. Я собирался еще немного с тобой потискаться, но раз так — будешь спать один.
— Означает ли это, что ты наконец избавишь меня от своего присутствия?
— У тебя, — с отвращением объявил Муген, — ни на грош нет понятия о романтике.
* * *
Традиционная метода соблазнения у Мугена включала торопливый поцелуй,
еще более торопливый минет, поспешное увлажнение и незамедлительное
проникновение.
— Я, конечно, не жалуюсь, — отметил Дзин, — но ты мог бы и не экономить время.
— Ты жалуешься. Ты вечно недоволен. «Муген, ты слишком грубый. Муген,
не суетись. Муген, не кусайся.» И при этом — сам бы что смыслил!
— Возможно, я бы согласился тебе показать. К примеру, если бы ты сделал так.
— Эй... ч-что... Эй! Ох... О-ох...
— А потом так.
— Э-э...
— И поцеловал вот так.
— Ммммммммф...
— Видишь? А теперь ноги чуть пошире.
— Блин. Не см...
— Что?
— Не останавливайся. Я что, велел тебе прекратить?
— Ты вечно недоволен.
* * *
— О, боже, — вздохнул Дзин, — моя спина.
— Почему у Дзина болит спина?
— Секс, — пояснил Муген.
Фуу сморгнула.
— Что?
— Он не делает вначале растяжку. Всегда надо делать растяжку перед сексом. Вот я делаю — и спина не болит.
— Погоди. Стоп. Вы двое, что... занимаетесь сексом? Друг с другом?
Каким-то образом Муген ухитрялся выглядеть одновременно непринужденным
и самодовольным. Дзин выглядел замкнутым и невозмутимым. Ни один не
отрицал.
Мысли Фуу стремительно метнулись к вопросу «как?», старательно обходя «зачем?», и тоненьким голосом она пискнула:
— Голые?
Муген заухмылялся. Дзин стал еще более замкнутым и невозмутимым... если не считать слабого румянца.
Она стиснула кимоно на горле, уставилась сперва на Мугена, затем на Дзина, потом на обоих и наконец заявила:
— Не смейте меня заставлять думать про вас голых, парни. Потому что...
потому что если я начну вас, парни, представлять голыми, и вы будете
знать, что я вас представляю голыми, тогда и вы начнете меня
представлять голой, и что это будет?
— Групповушка, —
услужливо подсказал Муген. И тут же добавил: — Уй-йя... — когда
деревянная сандалия Фуу срикошетила у него ото лба.
— Шучу, — мигом поправился он. — Шучу. Я в жизни не думал о том, чтобы с тобой спать.
— Видишь ли... Иначе ты в него влюбишься, — пояснил Дзин.
— Я... что?
— Муген тешит себя странной иллюзией, будто в него влюбляются все, с кем он переспит.
— Я ему так сказал, только чтобы он дал себя трахнуть, — заверил Муген.
— А я уступил только потому, что он был в отчаянии.
По-хорошему, тут бы им стоило схватиться за катаны и встать в боевую
стойку, но они только уперлись нос к носу и стали прожигать друг друга
взглядом.
Фуу нахмурилась.
— И что, теперь вы, парни, будете целоваться у меня на глазах, и все такое?
Дзин начал было:
— Муген целуется, только когда... — Но тут Муген зажал ему рот ладонью и как ни в чем не бывало закончил:
—...Когда обстановка располагает к романтике. А она располагает, только если мы одни. Верно, Дзин?
Дзин убрал его руку и подтвердил:
— Да, немыслимая романтика. Особенно когда ты орешь, чтобы я
поторапливался, потому что у тебя уже челюсть ноет. Такие моменты
западают мне прямо в душу.
— А почему у него челюсть... О-о. —
Осознание настигло Фуу вместе с лихорадочным румянцем. Расширенными
глазами она уставилась на рот Мугена.
— Фуу, — заметил Дзин. — По-моему, ты опять представляешь нас голыми. Кажется, меня это смущает.
— А меня — ни капли, — возразил Муген.
* * *
«Дорогой дневник, — написала Фуу. — Сегодня я узнала, что Дзин и Муген
занимаются сексом. Это было очень неловко для всех нас. И теперь я все
время думаю про них голых, и про то, почему у Мугена ноет челюсть, и
почему у Дзина болит спина. Это немного странно. Но теперь они хотя бы
больше не дерутся и не тратят деньги на проституток, так что сегодня на
обед у нас было вдоволь вареной рыбы и рисовых шариков и паровых пышек
на сладкое. Очень очень вкусно. Конец.»
* * *
Проблема в том, что не думать про них голых оказалось не так легко.
Когда Фуу шла купаться, она не сомневалась, что они остаются голыми.
Когда она отправлялась за едой, она была уверена, что они опять голые.
Когда ночью они уходили в другую комнату, Фуу могла без тени сомнения
утверждать, что они там не просто голые, но еще и целуются, и делают
всякие другие странные вещи.
И самое обидное: всё это ее
совершенно не касалось. Они же были вместе, они были командой. Они
вместе голодали, вместе ночевали под открытым небом, их вместе сажали в
тюрьму, и так далее.
— Вся эта история вносит перемены в
динамику наших взаимоотношений, — заявила она Момо-сан. — Что если они
увлекутся сексом и перестанут зарабатывать деньги? Что если, кроме
секса, все остальное их перестанет интересовать? Что если они решат,
что им лучше быть вдвоем, а не со мной?
Момо-сан поуютнее устроился у нее на груди и отозвался: «Цвирк».
Фуу насупилась:
— Я должна прекратить думать про них голых — достаточно надолго, чтобы отыскать решение этой проблемы.
* * *
—...Короче, нам надо заняться сексом, — объявила Фуу, сияющими глазами глядя на них обоих. Выжидательно.
— Да! — воскликнул Муген.
— Хм, — сказал Дзин. — Сейчас?
— Да! — опять воскликнул Муген.
* * *
Фуу была голой и очень смущалась, но когда Дзин ее поцеловал, а Муген
прижался сзади, то стесняться показалось глупо, а быть голой — приятно.
Муген был жестким и грубым, Дзин был гладким и мягким, и Фуу никак не
могла решить, кто ей нравится больше, поэтому терлась о них обоих.
Дзин целовал ее в шею, Муген ворчал над плечом, и было очень мило, пока
Муген ее не укусил, но не настолько сильно, чтобы велеть ему прекратить.
Когда они опустились на футон, обхватить Дзина ногами показалось
совершенно естественно. Муген ее целовал, а Дзин вдавливался внутрь, и
Фуу уже не могла понять, с чего она вообще так стеснялась, и почему они
этим не занялись с самого начала.
А потом Муген вошел в Дзина,
и Фуу заметила, что у него закрылись глаза, а рот стал совсем обмякший,
а потом почувствовала, как Муген вгоняет Дзина все глубже в нее саму.
Сперва ритм то и дело сбивался, но затем они его нащупали, и Дзин
сперва толкался к ней, а потом к Мугену, и каждый раз она тихо
вскрикивала, а Дзин выдыхал, а Муген говорил: «Ох, бля!»
* * *
После Дзин спросил:
— Ну?
А Муген уставился на нее сияющими глазами. Выжидательно.
— В следующий раз, — объявила Фуу, — я буду посередине.
