Каждый раз, когда она склоняется над книгой, её волосы мягкими волнами
падают ей на грудь: темные локоны в вырезе её рубашки, и именно это
сочетание – темный шоколадный цвет на молочно-белом доканывает Джинни
больше всего.
Дин обнимает её за плечи, Дин пишет ей послания – о, такие сладкие и
заботливые записочки, что-то вроде «С добрым утром, Рыжее Солнышко. Я
так соскучился по тебе!»
Она же никогда не назовет её «Солнышком», она не напишет ей, как ждет,
скучает, как хочет поскорее увидеть её за завтраком – читай между строк
– в своей постели.
Может быть, однажды она скажет «Ты замечательная подруга» или «Мы ведь
увидимся в Норе, верно?», но при этом она обязательно наклонит голову
так, что каштановый упругий локон обовьет её шею, и Джинни вновь станет
нехорошо – она потом ночью будет жаловаться на головные боли и
бессонницу, а днем – бредить странным сочетанием молока и темного
горького шоколада.
Когда она будет сидеть в темной нише около мужской раздевалки, а Дин,
или Майкл, или Симус, или Гарри – или ещё кто-то, неважно – будет
неумело, но старательно терзать её искусанные губы и спрашивать, не
холодно ли ей в его объятьях, так, с обидой спрашивать, что-то вроде
«Джин, ты заснула?», то тогда, на один единственный момент она увидит в
тени одноглазой горгульи или в бархатной темноте портьер отблеск
молочной белизны и мягкие блики на кудрявых волосах, и она поймет, что
это – отнюдь не влияние бессонницы и бесконечных пачек снотворного, что
это – просто она прошла мимо.
И тогда ей захочется вырваться из кольца чужих рук, не обращать
внимания на недоумевающие «Эй, ты куда это?» или обиженные «Бежишь
сдавать домашку гриффиндорской старосте?», а просто броситься за ней,
за ней, дернуть её за рукав, спросить «Куда спешишь?» или даже – может
быть, если хватит сил – «Можно с тобой в библиотеку?», и – если собрать
всю свою силу духа – «Ты не поможешь с докладом по черногорским травам?»
И дело даже не в отсутствии взаимности, и не в трусости, и не в желании
спрятаться от собственных мыслей и эмоций, а просто в стремлении быть
рядом, ничего не изменять, не делать дурацких признаний, начинающихся с
«Ты знаешь, я давно…» или «Я действительно должна тебе сказать…», не
предаваться страсти, не делать ничего, что могло бы перечеркнуть,
обесценить давно накопленное – просто сидеть рядом, на соседнем стуле и
смотреть, как её непослушный локон цвета горького шоколада снова и
снова касается её плеча.
«Ты знаешь, мне очень хочется…»
«Ты бы никогда не услышала этого от меня, но…»
«Ты ничего не подумай, я просто…»
- Я просто…
- Ты просто – что?
- Просто нам по пути. Ты ведь тоже в библиотеку?
