Прости-прощай, дорогая, я буду писать...

Когда все это началось? Трудно сказать.
Вообще-то, на мой взгляд, это началось в тот день и в тот миг, когда я увидела тебя впервые. В толпе первокурсников. Да, я точно помню, что заметила тебя еще до того, как ты села за стол Слизерина, до вердикта Распределительной шляпы, до того, как ты вышла вперед по зову МакГонагалл. Я заметила тебя именно в толпе. Ты была в ней – но не с ней. Знаешь, так бывает, когда смотришь на малышей в парке: все по-своему хороши и милы, но кто-то один притягивает взгляды; ему больше других умиляются, его треплют за щечки и чмокают в макушку. Может быть, этих детей целует при рождении ангел или феи посыпают волшебной пыльцой – я не знаю. Но ты в той испуганно-радостной толпе была именно такой – особенной. Темные волосы и синие глаза. Я запомнила тебя тогда. До сих пор помню.
Но это, конечно, не было началом. Ты была ребенком, а я дружила с Драко Малфоем. И даже некоторое время думала, что выйду за него замуж. Была у меня такая мечта-игра – делать вид, что мы вместе, что мы жених и невеста, что я без-пяти-минут-леди-Малфой. А тебя я встречала в коридорах Хогвартса, и в гостиной Слизерина, и в библиотеке, и на квиддиче. Словом, ты частенько попадалась мне на глаза. И я замечала, что взросление тебе к лицу. Многие милые малышки к тринадцати-пятнадцати годам дурнеют, у них портится кожа, пропорции становятся несоразмерными, походка – чересчур искусственной, как и смех. Потом они расцветают заново, но во время бутонизации эти цветки не радуют взгляд. Ты была другой. Твоя прелесть никогда не исчезала. Ты была хороша в двенадцать, в четырнадцать, в шестнадцать; в день совершеннолетия, на выпускном балу; на семейных приемах. Уверена, что и на свадьбе ты выглядела, в отличие от многих невест, очаровательно.
Итак, когда это началось? В 1998-ом. В год войны, в год почти-торжества Темного Лорда, в год, когда Хогвартс затих, как затихают птицы перед бурей; в год, когда Снейп занял место Дамблдора и был, по всему видно, не слишком рад этому; в год, когда мистер и мисс Кэрроу были в школе полновластными хозяевами, а вести из Малфой-мэнора вообще не приходили. В этот год никого не удивляло, что факультеты держатся еще более обособленно – доверие было не в чести; что старшие опекают младших - каждый искал кого-то, чтобы заботиться о нем или принимать заботу; что семикурсница дружит с малолеткой – не так уж много осталось нас в школе, чтобы всерьез заботиться о своем статусе выпускницы. Так что можно сказать, что во всем виновата война.
Только война здесь совсем не при чем.
Да, было страшно; было – тоскливо и одиноко, когда малиновый закат заливал тягучей кровью высокие окна Хогвартса; но мы были всего лишь школьницами. Нам не грозило оказаться на передовой – нам вообще ничего страшного не грозило: обе были чистокровными, наши семьи были лояльны к Лорду (а моя – более чем лояльна), и мы знали, что, так или иначе, о нас будет кому позаботиться, начнись в школе какие-либо… события. Нет, вовсе не война была виновата в том, что однажды, привычно обняв тебя со спины, я запустила руку в вырез твоей блузки. Просто не смогла удержаться, понимаешь? Мне даже стыдно не было. И страшно – тоже не было. В конце концов, я не виновата, что твоя кожа создана для того, чтобы к ней прикасались; прикосновение к ней – это естественно, это необходимая часть жизни; даже странно, что люди живут, ходят вокруг, разговаривают с тобой и при этом не испытывают никакого стремления протянуть руку и попробовать на ощупь этот бархат, атлас, шелк… что там еще? Ах да, лепестки роз. На ощупь ты действительно была похожа на все это - разом. И это была не твоя вина.
Я не виновата. Ты не виновата. Война не виновата. Как-то это странно, когда никто не виноват… Для себя я решила, что во всем виноват всевышний: потому что позволил тебе быть такой; и потому что позволил мне увидеть это.
Вот тогда все и началось. Когда ты, вместо того, чтобы испугаться, вырваться, закричать, послать меня к Мерлиновой бабушке, запустив Ступефаем для скорости, - повернулась в кольце моих рук и впилась поцелуем в губы. Так что я – от неожиданности – даже не сразу ответила тебе. Но я возместила себе упущенное - каждую секунду, каждый миг. Все оказалось так просто. Почти каждую ночь, после отбоя – легкая фигурка скользит, пугая привидений, от одной спальни к другой, ныряет под полог кровати, в теплое нутро постели; Заглушающее заклинание - невидимым куполом, легкие Сонные чары - для соседок по спальне, и до утра – мы. Только мы. Я клюю носом на уроках Нумерологии и представляю, как ты делаешь то же самое на своей Истории магии.
…Перед нападением на Хогвартс мы уходим в Хогсмид бесконечно длинным проходом. Я иду быстро, не сбиваясь, однако, на бег; твоя рука зажата в моей, и у меня не мелькает даже мысли остаться. Мне есть ради кого жить.
После войны, пока ты оканчиваешь школу, я учусь в магическом филиале Гарварда. Мой выбор – банковское дело. Учиться сложно. Видимся мы редко, и каждая встреча – как фейерверк, как теплый дождь среди лета, как радуга после него. У меня нет времени думать о будущем, но я все равно думаю о нем. У нас практически нет шансов. Однополые браки – слишком большая редкость, а среди чистокровных их вообще по пальцам пересчитать. Причем пальцев одной руки будет достаточно. Не то чтобы кто-то это запрещал… но – мы ведь не хотим, чтобы наш род прервался? Значит, следует сделать более или менее хорошую партию, родить и вырастить наследника, которому впоследствии и передать родовое гнездо в целости и сохранности, и поменьше думать о глупостях. Так мне скажут родители. И тебе так скажут. И самое обидное, что и возразить им нечего – все верно, все правильно. Боюсь, их мало волнует то обстоятельство, что я люблю тебя. Боюсь, они считают это блажью. Они не слышали твоих стонов в тесноте нашей спальни, не слышали слов, которые ты шепчешь мне после. Кстати, хорошо, что не слышали. Вряд ли маму бы это порадовало.
Ты заканчиваешь Хогвартс и после выпускного, со всеми своими вещами, вываливаешься из камина в моей съемной квартире. Ты даже не предупредила меня.
- Эмили… - говорю я растерянно.
- Я буду поступать в Гарвард, и сказала родителям, что хочу пожить самостоятельно. Что подруга не против снимать квартиру на двоих. И что без присмотра я не останусь. Они не возражали. Между прочим, они считают тебя очень серьезной девушкой, Панси, - говоря это, ты уже лезешь ладонью мне под блузку, а языком – в мой рот… А потом идешь устраиваться в отведенной тебе комнате, а я выхожу на балкон, где начинаю уговаривать себя, что все это происходит на самом деле. Мы будем жить вместе? Мы будем жить вместе… Я переставляю эти слова в своем мозгу так и эдак, как мебель в комнате, но все равно проходит не один день, прежде чем я понимаю, что это правда. Мы будем жить вместе!
С этого дня я начинаю иногда представлять нашу свадьбу. Мы обе в белом, и я надеваю на твой тонкий палец тонкое золотое кольцо. И оно отражается двумя золотыми точками в твоих синих глазах… или это солнце? Ты улыбаешься, и все вокруг улыбаются, радуясь за нас, и даже я, кажется, начинаю улыбаться, как ненормальная, потому что – это ведь свадьба.
Когда Драко с Асторией женятся, ты отправляешься на свадьбу сестры одна, потому что именно на этот день мне назначают собеседование в банке по поводу работы; я добивалась этой встречи последние полгода, и, конечно, было бы глупо просить гоблинов перенести ее; моих будущих – надеюсь – работодателей нимало не волнуют свадьбы, равно как и похороны и прочие значительные события жизни человеческой. Ты желаешь мне удачи, обещаешь поцеловать от меня жениха и принести мне самый большой кусок свадебного торта.
Когда ты появляешься в камине, у тебя в руках действительно потрясающе большой бумажный пакет – в такой целый обед уместится. Ты ставишь его на стол и нервно возишься там, вынимая торт, убирая взмахом палочки бумагу. А потом начинаешь говорить, много, быстро, с кучей деталей и отступлений. Я тут же понимаю, что ты предпочла бы промолчать, съехать под каким-нибудь предлогом через месяц-другой, разорвать отношения естественным, так сказать, путем; но проблема в том, что обо всем знает Драко, а он мой лучший друг, так что твоя тайна стала бы известна мне гораздо раньше, чем ты бы успела отдалиться от меня на достаточно безопасное расстояние. Поэтому ты, частя и размахивая руками, выкладываешь все сама. Он дальний родственник Малфоев. Он красивый, умный, остроумный… какой там еще? Он старше тебя, достаточно обеспечен, достаточно чистокровен, он нравится твоим родителям. Астория сказала, что тебе не придется жалеть…
- И как это ты за один вечер все выяснила? – спрашиваю я равнодушно – наверное… Надеюсь, во всяком случае, что с голосом у меня все в порядке.
Оказывается, не за один. Оказывается, он тоже учится в Гарварде, и вы давно шапочно знакомы.
- Вон, - говорю я.
- Что? – переспрашиваешь ты, распахивая синие очи. Так ангел тебя в детстве поцеловал или все-таки мазнули волшебной пыльцой?
- Вон! – кричу я. Ты бормочешь что-то извиняющееся и насчет вещей и с облегчением скрываешься в камине. Я размазываю пальцем крем по красивой фарфоровой тарелке. Белый крем, пышный, легкий, как платье невесты. Интересно, ты закажешь такой же торт?
Тебе хватает ума не присылать мне приглашения на вашу свадьбу. Не знаю, что уж ты наврала подругам и родителям по поводу моего отсутствия – все-таки они считают Панси Паркинсон твоей ближайшей подругой. Но ты написала мне – из свадебного путешествия: что все очень красиво и романтично, что ты мне очень благодарна – за все и что ты счастлива. И что я – как ты надеешься – тоже счастлива за тебя.
Я хочу сказать тебе несколько слов, дорогая. Правда, ты их не услышишь, но это не страшно. Я получила работу, которую хотела, я сменила квартиру на менее тесную, а вещи – на новые. Я внимательно присматриваюсь к окружающим мужчинам, и, будь уверена, мой выбор будет удачным. У меня будут дети и красивый дом, где я сделаю все так, как положено. Я даже не стану выбрасывать твои – и наши – колдографии.
Только будь внимательна, милая, будь очень внимательна. Ешь ли ты яблоко или пьешь чай, покупаешь новое платье или зажигаешь свечи, спускаешься по лестнице или перемещаешься по Каминной сети – будь внимательна и осторожна. На свете великое множество чар и зелий, и действие некоторых очень легко спутать с несчастным случаем. Да и кому в голову придет заподозрить в чем-то лучшую подругу пострадавшей? Я ведь так радуюсь твоему счастью. Я даже сейчас пошлю тебе открытку – на Тенерифе или где вы там…
Разве ты забыла, Эмили, - слизеринцы не отдают свое.

T H E E N D

Прости-прощай, дорогая, я буду писать...

aguamarina

Прости-прощай, дорогая, я буду писать... - Текст произведения

конец

Дошло до меня..

На отлично