– Здравствуйте, сэр. – Ах, это ты, Долорес, – улыбнулся заместитель министра. – Что? – Сэр, вы обещали назначить мне помощника, – напомнила она. – Время идёт, а… – Не беспокойся, дорогая, – махнул рукой он, – я послал запрос, думаю, скоро кого-нибудь пришлют… – Спасибо, сэр, – кивнула Долорес. Только выйдя из кабинета, она позволила себе слегка поморщиться. Мерлин, и как такой… старый склеротик умудрился получить столь высокий пост?! Она и то смогла бы справиться лучше. Хотя почему это «и то»? Долорес задумчиво хмыкнула. Обязательная, исполнительная, умная, умеющая добиваться своего… Вполне возможно, у неё и получится со временем забраться высоко. Мисс Амбридж, министр магии, с удовольствием проговорила она про себя. Звучит, не так ли?
А что касается помощника для Долорес, то замминистра не обманул. «Кого-нибудь» действительно прислали скоро. Она стояла в дверях, нерешительная, тонкая, словно молодое деревце, опасливо глядя на Долорес серьёзными тёмными глазами. Округлое личико, ровные брови, русые волосы, собранные в хвост, фарфорово-прозрачная кожа, лучиками расходящиеся ключицы… Хрупкая и – невероятно прекрасная. – Здравствуйте, – неуверенно сказала она. Голос у неё тоже был великолепен: нежный, глубокий, но притом довольно высокий – мягкое сопрано. – Меня направили сюда, это вам требовался помощник?.. – Д-да, конечно, – спохватившись, ответила Долорес. – Всё верно. Она улыбнулась – несмело, неловко, но у Долорес перехватило горло. Девчонка не была красавицей, вовсе нет – но всё же хотелось смотреть на неё, смотреть, смотреть бесконечно… и не только смотреть.
И Долорес смотрела. Как она пишет, закусив губу и низко склонившись над листом бумаги. Как она говорит, смеётся, огорчённо заламывает брови… Каким жестом она открывает окно, выглядывает наружу, с удовольствием вдыхая тёплый воздух, и как ветер шевелит край её рубашки… Как она, сидя за своим столом, покачивает туфлёй на носке ноги, как она, когда что-то не сходится, закусывает губы – а Долорес сцепляет под столом руки, так, что белеют костяшки пальцев, а золотое кольцо больно впивается в ладонь. И хочется рвануться к ней, схватить крепче, впиться в тёплый, мягкий, наверняка нетронутый ещё рот, прикоснуться к пахнущей цветущими липами коже, сжать в объятиях… Долорес смотрела на лежавшие перед ней какие-то официальные письма, но букв не видела.
Обольщалась Долорес зря – оказалось, у девчонки таки был муж. Глупый, неуклюжий, словно щенок-подросток, долговязый и некрасивый. И всё-таки в чём-то неуловимо похожий на неё... не на Долорес, нет. На ту неё, что приходилась ему женой. – Привет, милый, – нежно пробормотала она, прижимаясь к нему всем телом. Он, улыбаясь, ласково коснулся губами её макушки. Долорес до боли хотела оказаться на его месте, вдохнуть аромат её волос, целовать – округлый лоб, румяные губы, изящную шею, небольшую, аккуратную грудь… Как же она прекрасна, эта глупая девчонка, какая же она… Несбыточно привлекательная. – Алиса, будь любезна вернуться к работе, – сказала Долорес тогда. Довольно грубо… но она разозлилась, серьёзно разозлилась и с трудом сдерживала желание запустить Непростительным проклятием в этого нахала, который осмелился быть так близок к девчонке. Сдерживала именно потому, что проклятия Непростительными именовались не зря. В Азкабан Долорес вовсе не хотела. Даже ради неё. Особенно ради неё. Ещё чего!
Постепенно Долорес большую часть работы передала своей помощнице. И девчонка стала задерживаться на работе, возясь с какими-то отчётами, разбирая невнятные записи, сравнивая цифры, проверяя ссылки на материалы… Долорес тоже оставалась, маскируясь за высокими стопками справочников и притворяясь, что занята делом – а на самом деле бездумно теребя пуговицы своей розовой мантии и из укрытия глядя на неё. Глупая девчонка – и, однако же, само совершенство… Глубокие тёмно-синие глаза, очаровательно-изящный подбородок, аккуратный профиль – совершенство, бесспорно. Тонкая ткань мантии и так довольно чётко обрисовывала контуры её юной фигурки, но, тем не менее, Долорес доставляло удовольствие представлять, как бы девчонка выглядела обнажённой. У неё великолепная кожа, ровная, светлая, наверняка нежная, почти светящаяся – так, как это часто бывает у молодых девушек… О себе и своей внешности Долорес в такие моменты старалась не вспоминать. О своём теле, куда более массивном, чем нужно, о собственном лице, некрасивом, с глазками-щёлочками и ярко нарумяненными скулами… Долорес стала краситься вдвое ярче. Не по сознательному решению – просто так.
Однажды вечером они обе задержались совсем поздно, остались, наверное, одни на этаже. Алиса сидела, склонившись над очередным письмом, из Женевы, кажется, – и, периодически заглядывая в словарь, переводила. Это не было её обязанностью, однако она брала на себя всё, что окружающие имели наглость от неё потребовать – слишком подчинённым было её положение здесь, в департаменте, и даже она сама не могла этого не чувствовать. Долорес смотрела на неё, автоматически перебирая в пальцах край малиновой юбки. Внезапно девчонка отложила письмо и глянула через стол прямо Долорес в глаза. Мечтательно и как-то… иначе, чем обычно. Будь они под открытым небом, Долорес бы решила, что в её синих, бездонных глазах отражаются звёзды – но над их головами был обыкновенный белёный потолок… – Ты хотела работать здесь? – странно спросила Алиса, задумчиво подперев щёку ладонью. – Да, – не сразу отозвалась Долорес и увереннее продолжила: – Да, конечно. Иначе бы меня здесь не было. Отчего ты вдруг спросила? – прибавила она немного резче, вспомнив о своём положении начальницы. – А я собиралась в Аврорат, – вдруг сказала девчонка. – Но меня не взяли… Долорес перебила её изумлённым возгласом: – Это ещё почему?! – Сказали, нужно пройти обязательный курс в их Академии, а он платный, – грустно объяснила Алиса. – А у нас с Фрэнком нет сейчас денег… – Нет, почему ты вообще туда собралась? – Это интересно, – пожала плечами Алиса. – И к тому же, как сказать… нужно. Я хочу заниматься чем-то, что приносило бы пользу людям… миру… ну, ты ведь понимаешь, да? Долорес не понимала. Точнее, она догадывалась, что девчонка имеет в виду – но Долорес всегда считала подобные взгляды на редкость глупыми. Однако как же она прелестна, когда вот так, с воодушевлением, говорит… Она ещё прекраснее, чем обычно. Эти сияющие глаза… эти свежие, как нераспустившийся бутон, губы… эта… – Понимаю, – медленно проговорила Долорес, имея в виду совсем другое. Я понимаю твоего мужа.
А потом был ещё не один такой же вечер. Она чертила диаграммы, составляла таблицы… переписывала что-то из кип газет – просматривала каждый номер, черкала пару строк на пергаменте и откладывала; бралась за следующий, и так долгие часы. Долорес старалась не думать о том, сколько нужно делать ей самой. Она навёрстывала упущенное по ночам, ради такого случая не брезгуя Тонизирующим зельем. На неё нельзя не смотреть. Она просто… Восхитительна. И бесконечно желанна. И снова в ней видна эта растерянность. Когда она такая, только ещё больше хочется… доказать ей. Доказать что? Что – не нужно всего этого. Не теряйся. Не бойся. Не стесняйся себя. И меня. И пошли к чёрту своего безмозглого мужа. И Аврорат тоже. Забудь о нём. Я тебя туда не отпущу… не отпущу от себя. А лучше всего – не думай ни о чём. Вообще. – Долорес, ты поможешь мне? – просительно говорила она. А Долорес падала в пропасть её взгляда, невинного, спокойного, безмятежного… И ведь девчонка ничего – совершенно ничего – не подозревала. Она была слишком наивна для этого. – Помогу, – с трудом справляясь с предательской хрипотцой в голосе, отвечала Долорес.
Меньше дюйма… Меньше дюйма между её локтём с тонкими светлыми волосками, неровно поблёскивающими в свете лампы, и обтянутой ало-розовым шёлком грудью Долорес. Меньше дюйма между её изящной ножкой, округло прорисовывающейся под тонкой тканью бежевой юбки, и рукой Долорес – та сидела, опираясь на стул и сосредоточившись лишь на одном: не тронь её, не вздумай, не… Нет. Не смей. Не потому, что это аморально. К чёрту мораль. Не потому, что это вне правил. К чёрту правила. Просто потому, что ничего не получится. А ты же не хочешь выставить себя дурой, Долорес, верно?
Министр магии мисс Амбридж. Думай об этом, Долорес, думай об этом. Чем эта мечта хуже? Но это было хуже. Алиса не могла быть главной целью, она вообще не могла быть целью для Долорес – по определению. Но была.
Однажды она пришла в розовом платье. Впервые – в розовом. Нежный, лёгкий цвет, словно клубничное мороженое. Оттенок много мягче, чем те, что предпочитала Долорес. И она вся сияла. Не только глаза – каждый дюйм кожи; в каждом движении проскальзывало неземное счастье, странное, определённо не имевшее и не могущее иметь отношения к Долорес – та не знала наверняка, но чувствовала свою чуждость этому счастью. Едва Долорес оторвалась – демонстративно оторвалась – от документов, которыми на самом деле вовсе не занималась, как девчонка тут же всё выложила. – Долорес, знаешь что? – улыбаясь во весь рот, сказала она. Мерлин, когда она так улыбается, разве можно думать о чём-то, кроме как о… Вот прямо здесь. Она стоит у входа, словно специально… Запереть дверь – мгновение. И прижать к стене, и целовать, и сорвать это розовое платье, и – пальцами по мягкой коже, по горячей и словно какой-то тенистой плоти, тенистой, как те липовые аллеи в парке… Долорес знала статистику. Всё зависело от того, что у девчонки было с мужем. И как оно было. Если она, Долорес, сумеет лучше… то Алиса привяжется к ней прочнее, чем можно и мечтать. Но получится ли?.. – Что? – глухо сказала Долорес. – У меня будет малыш, – улыбаясь, тихо, почти одними губами проговорила Алиса. – Мерлин, я так рада! Девчонка, не делай этого!
Но она, разумеется, сделала. Ей и в голову не приходило что-то подозревать. От избытка чувств она просто-напросто бросилась Долорес на шею. Так… доверительно. Она вообще всем доверяла. Всем верила. Девчонка, что с неё взять? Тёплое, мягкое тело… не смей её так обнимать, Долорес… ты не сможешь… ты никогда не делала этого раньше… К чёрту. Получится. Получится. Не может не получиться. Значит… Долорес зажала палочку в левой руке – неудобно, чёрт побери! – махнула в сторону двери, мысленно выпалив Запирающее заклинание, и бросила уже ненужный кусок дерева куда-то на стол. Палочка закатилась под бумаги. А она тяжёлая… из-за ребёнка ещё не может этого быть. Возможно, просто кажется. Мерлин, как же она… одурманивает. Одним своим присутствием. Ты сама виновата, девчонка. Подошла слишком близко. Алиса, улыбающаяся, чуть дрожащая от переполнявшего её счастья – а уж как был рад Фрэнк! – приникла к Долорес… и даже не сразу поняла, что та делает. Но я знаю, что делать. Знаю.
К чёрту розовое платье. Только осторожно, не рвать… должна же она будет в чём-то уйти? С нежных губ срывается полувздох, полувозглас, но она либо ещё наивнее, чем кажется, либо прямо наоборот – так или иначе, она почти не сопротивляется. Юная, свежая, чистая, нежная, прекрасная… глупая, глупая, бесконечно глупая девчонка. Спиной на столе, среди шуршащего пергамента, запрокинув голову, почти оцепенев от шока… Розовое, светло-розовое платье расстёгнуто, поднято, и уверенными, потому уверенными, что мысленно это уже много раз проделывалось, движениями – молодая грудь в ладони, словно создана специально для этих рук, небольшая, но замечательно прекрасная… Да и вся она словно создана для того, чтобы так… Пылающими губами по душистой коже, горящими пальцами в мягкие волосы…
Что ты сделала, девчонка?! …Она задыхается, одёргивает платье, застёгивает на все пуговицы, бледная, лицо с до предела расширенными зрачками почти сливается с потолком – не по цвету, а потому, что от боли, от удара о пол у Долорес поплыло в глазах. А она рваными, неровными движениями сплетает волосы в косу, как они были, когда она пришла… и смотрит, смотрит, в глаза, пытается увидеть… что-нибудь, чтобы хоть что-то понять. Уж наверняка именно так. А Долорес не может даже отвернуться. Чёртово заклинание. И как – своей же собственной палочкой! Ты редчайшая идиотка, Долорес. Впору в зоопарке показывать. Так просчитаться… Так проиграть!!
А Алиса всё смотрела. – Я никому не скажу, – еле слышно произнесла она наконец. – Но – я увольняюсь. Она положила палочку Долорес на стол, схватила с собственного стула сумку – и вышла, просто вышла, закрыв дверь, заперев её даже – сама заботливость, чёрт бы тебя побрал, девчонка! – ушла… Поздравляю, Долорес, ты таки выставила себя дурой. Скажи спасибо, что тебе попалась особа благородная. Промолчит. Могло быть и хуже… А желание, жгучее желание медленно таяло. И на его месте быстро, словно сорняк на удобренной почве, вырастала пылающая лесным пожаром ярость. Катись к чёрту! Безмозглая домашняя курица, куропатка пугливая, аврор – тоже мне! Однако реакция у неё вполне профессиональная, аврорская… И всё-таки ты дура, Алиса Лонгботтом. Лежать на полу, вот так, беспомощной, не двигаться, не издавать ни звука, хотя хочется заорать во всю мощь своих лёгких… Так… унизительно! Ну что ж, маленькая месть по силам даже магу, лишённому палочки. А именно…
Будь ты проклята, Алиса Лонгботтом. Будь ты проклята – за этот день. Будь ты проклята, чтоб тебе сойти с ума, как я сошла, чтоб тебе умереть, как я хочу, чтобы ты умерла… Будь ты проклята – за это унижение. И немедленно заткнуть слабый голосок совести. К чёрту совесть. Не в совести тут дело. И вообще, забудь об этой девчонке, Долорес. Заклинание скоро перестанет действовать. Встань и иди. Иди и работай, проси нового помощника – мужчину, ради Мерлина, только мужчину… Мисс Долорес Амбридж, министр магии. Помни об этом.
