фик написан на Femmeslash Springtime Challenge для Ammoral, которая просила Герми с Чоу - "драма, ангст, дарк, чем хуже конец, тем лучше." Я старалась сделать конец как можно хуже, но что получилось - то получилось...
Непредсказуемы капризы природы... Люди ждали зимы, суровой, как обычно,
а получили то, о чем мечтали, - почти весну, прямо под ногами.
В этом году в Швеции снег выпал очень рано, в очень большом количестве
и, как всякий уважающий себя предводитель больших масс, возжелал
оставить о себе след в памяти людей: неожиданно рано, уже через два
дня, взял и растаял под напором теплого ветра из Европы.
Вода, казалось бы, была повсюду. Огромные лужи, похожие на мутные
озера, полные грязи, преграждали пешеходам путь. Ручейки, ручьи и почти
речки сновали тут и там по дорогам и шоссе, порожденные горами недавно
выпавшего снега, согнанного машинами к обочинам.
Люди терпели, люди пачкали брюки и полы длинных пальто, люди жаловались
друг другу на внезапное бедствие, но люди радовались... Радовались
тому, что, придя домой, в семью, к друзьям, к любимым, они понимали,
зачем живут. Затем, чтобы было куда вернуться. Чтобы дома было сухо,
тепло и пахло уютом и разделенной любовью. Чтобы рождались смешные
рассказы о падениях в лужи, кочевавшие затем по компаниям, домашними
затевались веселые стирки и сушки промокших вещей и отогревание у
теплого любимого камина. Движение рождало жизнь, а жизнь - движение...
Но для меня жизнь давно уже застыла. Кажется, с тех пор, как я была
вынуждена переехать в эту холодную страну из теплой, хоть и мокрой,
Англии.
Мне в принципе часто приходилось переезжать, поэтому такое событие, как
глобальная смена места жительства, совсем не пугало и не ставило в
тупик. Я не мучилась выбором - остаться или уехать; не переживала о
том, что там, откуда я уехала, все-таки будет лучше, чем там, куда я
приеду. Все это вообще мало меня волновало.
Я привыкала к новому месту быстро и безболезненно, как недостающая
деталь меблировки комнаты, как последний аксессуар к платью, как вещь,
место которой найдется везде.
Так, когда я была маленькой девочкой, родители вместе со мной переехали
из Китая в Англию, порвав все связи. Так же, как делают и прочие
немного сумасшедшие люди, спасаясь от более сумасшедших людей,
заманивших их в ловушку. Первая мысль - бежать, скрыться, затаиться. Но
на то она и ловушка, чтобы убежать из нее было невозможно.
Да, мы спешно переехали, освоились, меня научили английскому языку и
отдали, когда пришло время, в лучшую английскую школу волшебства -
Хогвартс. Это тоже было событием - школа, куда уезжаешь почти на год,
где нужно будет обзавестись друзьями, знакомыми и определенным
положением.
Впрочем, оказалось, что к школе нужно лишь чуть-чуть привыкнуть, а
остальное приложится само. Я была необычной, яркой, общительной и
талантливой девушкой. Создана для идеальной жизни, но не предназначена
для нее. Судьба ведь, как всегда, уверена в том, что ей дано право нами
распоряжаться по одной ей известной прихоти.
Через несколько легких лет без тревог и забот вдруг началось то, чего
украдкой ждали и чему вовремя не поверили. «Побежденный» Вольдеморт
вернулся, чтобы «сеять ужас и хаос» среди тех, кто почему-то не захотел
поклоняться ему, его мантии и его ботинкам.
Чудом спасшиеся из одной передряги, только-только начавшие новую жизнь
родители умерли, одними из первых попав под карающую длань Вольдеморта,
когда он попытался восстать вновь.
Пережив потерю родителей, закончив школу и "выйдя во взрослый волшебный
мир", я поняла одно: спастись можно и не рискуя. У меня есть внешность,
привлекшая когда-то самого Мальчика-Который-Выжил, есть присущий
китаянкам шарм, и я достаточно умна, чтобы изобразить глупую красотку,
готовую выйти замуж за любого богатого и чистокровного волшебника из
так называемого "высшего общества".
Что я и сделала - вышла замуж. Муж, которого я долго и упорно
уговаривала, согласился таки покинуть Англию. Я была спасена. Но
скована рамками общества, в котором оказалась. Жена человека, которого
с радостью принимают в любом узком кругу высокопоставленных персон,
пусть даже другой страны, была обязана соответствовать своему "высокому
статусу": не заниматься домашним хозяйством, беседовать ни о чем с
другими такими же дамами, пока мужья обсуждают власть, деньги и играют
в азартные игры волшебного мира, носить высокие прически и шикарные
шубы, курить тонкие сигареты, часами ходить по магазинам и служить
достойным украшением своему мужу.
А что оставалось делать? Сбежать - ни в коем случае! Я добивалась
спасения – я его получила, а вот нищенствование на улицах Лондона вряд
ли можно назвать спасением... Родственники в Китае? Не найду, не узнаю,
не получится... Я уже стала прекрасной мебелью в особняке своего мужа в
далекой и заснеженной Швеции.
И вот сегодня, наплевав на ланч, я не явилась в столовую.
Муж отправил служанку поинтересоваться, что со мной случилось, и,
кажется, спокойно принял весть, что «ваша жена нехорошо себя
чувствует». Сегодня вечером будет неофициальный прием у его хорошего
друга, министра иностранных дел, где он может, конечно, появиться и без
меня. Посетует немного на то, что я наверняка устала от походов по
магазинам, спросит, вызвать ли врача, может быть, зайдет перед уходом,
- все это меня не волновало. Это было привычно - и это меня устраивало.
Мне было что поделать одной, в закрытой ото всех комнате, зная, что никто не потревожит...
Когда-то, когда я была на четвертом курсе, я встречалась с Фредом
Уизли. А, может быть, и с Джорджем, ведь их почти невозможно было
отличить друг от друга. Как бы то ни было, один из них долго меня
добивался, подарил кучу их с братом изобретений, а потом мы друг другу
наскучили и тихо мирно разошлись, как это бывает. Но одно из их
изобретений я пронесла сквозь всю свою жизнь - Конфеты Воспоминаний на
палочке (кажется, это сошло тогда за романтичный подарок).
Они действительно помогали... Переживать жизнь в красках, вспоминать
годы в школе, жизнь с родителями, даже то, что было утеряно со
временем, - все это вспоминалось и ставилось в мозаику счастливых
воспоминаний, годившихся для того, чтобы заполнить пустую жизнь.
До вечера я успею съесть одну, пока муж не придет проведать перед уходом – если вообще придет. Наверное, можно начинать.
Задернув шторы в комнате и скрыв мягкий солнечный свет и блики на
ручейках и лужицах, я вытащила заколки из волос, разрушив прическу, и
кинула их на кровать, а сама медленно, в предвкушении, опустилась в
любимое темно-темно-синее кресло, цвета небосвода в тихую летнюю ночь.
Призвав заклинанием одну конфету из горсти, спрятанной в секретном
отделении бюро, я мечтательно вгляделась в нее и медленно положила в
рот. Со вкусом пройдясь по ней языком, я почувствовала, как заклинание
активизировалось...
Что я хотела увидеть сегодня? Сегодня я хотела увидеть ее...
Ее – девушку, которая не вписывалась в каноны. Которая ходила сама по
себе, неповторимая и странная. Меня интересовала эта девушка и, хотя
она мало понимала, почему она такая, так себя ведет и так живет, что-то
все равно в ней было. Что-то неуловимое, что привлекало к ней внимание.
Может быть, внутренний стержень, который не позволял ей отклониться от
заданного курса, может быть, пушистые кудрявые волосы, которые были
одновременно предметом насмешек и некоторой зависти, а может,
неповторимое всезнайство... В любом случае, Гермиону Грейнджер
невозможно было не заметить. Да еще и ходили слухи о том, что она тайно
встречается с Гарри Поттером. Не шутка ведь!
Привлечь ее внимание ничего не стоило – несколько внимательных взглядов
на тренировках АД, дельные советы по поводу нумерологии, в которой
большинство ее знакомых не разбиралось вообще, и, наконец, разговор по
душам насчет Гарри.
Мальчишка ее почти не интересовал – разве что как альтернатива Седрику.
А вот Седрик...
Людям свойственно забывать боль. Боль стирается, боль уплывает, и вот
боли больше нет. Он был таким заботливым, милым и добрым. Кажется, как
никто больше. И оберегал меня он с искренней любовью... Когда-то я чуть
не полюбила его, но он вовремя умер.
Вкус клубники наполнил рот, и перед глазами стали проноситься обрывки
воспоминаний... Ухватиться за нужное, вытащить его из-за груды других –
вот и все, что нужно было сделать.
Готово.
Лето шестого курса. Солнце немилосердно припекает вот уже целую неделю, и сидеть в Большом Зале на обеде просто невозможно.
Пробивающиеся через витражи солнечные лучи окрашивают столы в цвета
Домов, духота сводит с ума, а еще приходится кое-как впихивать в себя
горячую еду. Но я предпочитаю ограничиться салатом. Он хотя бы
прохладный.
После обеда нужно сразу же бежать на озеро, поближе к прохладе воды,
делать уроки. Главное, успеть занять место у самой воды – на всех мест
не хватает. Никто не хочет сидеть в замке, кроме слизеринцев с их
спасительными подземельями.
Закончив трапезу, я забегаю в башню Рэйвенкло за книгами, пергаментом и
перьями – нужно написать хотя бы половину эссе по трансфигурации и
закончить расчеты по арифмантике. А так хочется искупаться...
Подхожу к озеру и вижу, что подруги заняли хорошее место в тени
деревьев. Это радует. Мариэтта читает книгу, прислонясь к дереву, а
остальные загорают, о чем-то болтая и смеясь.
Я направляюсь к ним, на ходу откидывая волосы, лезущие в глаза. Краем
глаза замечаю у воды какое-то движение. В десяти метрах от места, где
расположились мои подружки, на берегу сидит Гермиона и задумчиво водит
пальцем по воде. «Странно, - думаю я, - обычно она только читает...»
Тут Гермиона оборачивается, видит меня и машет рукой. Поколебавшись,
решительно шагаю прямо к ней. Заметив странный взгляд Мариэтты, с
неудовольствием смотрящей поверх книги на Гермиону, я пожимаю плечами,
как бы молча извиняясь. Мариэтта никак не может забыть эпизод с АД.
Гермиона встаёт, отряхивает юбку от налипших сухих травинок и, улыбнувшись, просто предлогает:
- Пойдем погуляем, а?
Я киваю, и мы неторопливо идём вдоль озера по густой зеленой траве.
Первые несколько минут гриффиндорка молчит, так умиротворенно щурясь на
невыносимое солнце, что я не хочу нарушать какими-либо звуками такую
ласковую тишину. А потом Гермиона заговаривает, косясь на
гриффиндорских первокурсников, затеявших игру в салочки на пересеченной
местности, где они, по ее мнению, наверняка переломают себе руки-ноги.
- Я только сейчас заметила, что наступило лето. Раньше я даже первые
почки на деревьях отмечала, а сейчас – нет. Так странно... Вообще
ничего не замечаю! То учеба, то тренировки с Гарри, то напряженное
ожидание действий со стороны Вол... Прости, Того-кого-нельзя-называть,
– она смотрит на меня внимательным взглядом. – Даже с тобой поболтать
некогда! Какое уж тут лето... А тут – раз – и накрыло с головой.
- Да, я тоже поздно заметила. Только когда стало невозможно дышать на уроках.
- А у тебя же еще Ж.А.Б.Ы... Как вас готовят, нормально?
- Да, мы повторяем все, что может попасться в билетах или в практикуме.
- Это хорошо, - она удовлетворенно кивает.
Еще несколько минут я провожу в напряжении. Молчание из дружеского
превращается в неловкое, пока мы идём, касаясь друг друга плечами.
Кажется, она ищет место, где можно спокойно поговорить, не опасаясь
быть подслушанными.
Наконец я расслабляюсь и, повинуясь какому-то странному инстинкту, просто поворачиваюсь к ней и с улыбкой спрашиваю:
- Ну как вообще дела?
- Да ничего, - отвечает она с усмешкой. – Как всегда. Тут недавно...
И мы оживленно треплемся о всяких приколах, которые были на уроках, в
особенности на зельях, жалуемся на учителей и на переизбыток гормонов у
однокурсников, пока не оказываемся на другой стороне озера, рядом с
невысокими крючковатыми деревьями, растущими на опушке Запретного леса,
ровно напротив того места, откуда ушли. Людей вокруг нет – ученики
предпочитают берег озера, ближайший к школе, а Хагрид уже несколько
дней не появляется на территории Хогвартса.
Гермиона вскрикивает, задержавшись взглядом на кустах, растущих совсем рядом с водой:
- Смотри, а здесь мы с Гарри прятались на третьем курсе, а с другой
стороны озера на нас из будущего нападали дементоры. Помнишь, я тебе
рассказывала? Гарри еще Патронуса создал, чтобы спасти нас от них...
- Помню, - улыбаюсь я, а затем, немного помедлив, спрашиваю:
- Ты ведь не просто так ждала меня, Герм? Нужно поговорить о чем-то, да?
Она немного медлит, рассматривая белые цветочки на кустах, но потом смотрит мне в глаза:
- Да, нужно. Пошли сядем, - жестом манит Гермиона. Расстелив
припасенную пеструю ткань, она садится на нее, ждёт, пока рядом
устроюсь я, и начинает говорить:
- Знаешь, я тут подумала... Вы же заканчиваете в этом году, - она
вздыхает. – А мне еще целый год... Банально звучит, - усмехается, - но
мне будет очень тебя не хватать.
Я благодарно улыбаюсь ей. Мне тоже будет ее не хватать.
- Ты же знаешь, - продолжает Гермиона, - у меня, по большому счету,
больше нет близких подруг... Может, как-нибудь будешь приходить в
Хогсмид? Лицензия на аппарацию у тебя уже есть, будем встречаться там,
болтать. Будешь?
Я ужасно растрогана.
- Буду, конечно! На выходных обязательно! Мне тоже очень-очень будет не хватать тебя!
Ее глаза светятся. Неужели она думает, что я брошу ее и забуду? А еще слывет рассудительной... Ой, плачет...
- Герми, ну ты что, все будет в порядке! – успокаиваю ее, обнимая. – У
тебя нервное перенапряжение, точно! Ты себя гробишь этой учебой на
отлично...
Я чувствую, как вздрагивают ее плечи. И вдруг на меня находит что-то
такое, что я, не раздумывая, наклоняюсь и целую ее в губы. Они не
мокрые от слез, не сухие, они такие мягкие... Я и сама не понимаю, что
делаю, а она только прижимается ко мне, отвечая на поцелуй. Почему-то
не кажется, что мы делаем что-то неправильное... Все так, как нужно. И
нас никто не видит. Почему нет?
Она все-таки отстраняется от меня, шмыгая носом. Я понимаю, что что-то
не так, и не спрашиваю, молчу. Так же молча мы встаём и идём обратно,
изредка расстроенно и смущенно поглядывая друг на друга. У тропинки,
ведущей к школе, мы расходимся: она говорит, что пойдет поищет друзей,
им пора позаниматься в библиотеке, а я пойду к подругам, все еще
валяющимся на берегу.
Гермиона тихо говорит «Пока» и, взмахнув копной волос, уходит. Я
провожаю ее полным заботы взглядом, встряхиваюсь и готовлюсь отвечать
на каверзные вопросы однокурсниц, не одобряющих нашу др... Слово
«дружба» почему-то больше не вяжется с нашими отношениями.
А потом я сбежала.
Реальность вернулась вместе с вкусом клубники. Я выкинула обертку, встала с кресла, подошла к окну и расплакалась. Дурища.
А за окном похолодало: маленькими белыми замерзшими слезинками падал снег на еще теплый асфальт.
***
Через пару месяцев мы с мужем вынуждены были уехать в Лондон на неделю.
Мужа отправили послом, узнать о возможностях дальнейшего сотрудничества
волшебных сообществ Англии и Швеции, а меня... Ну, жена обязана была
присутствовать на приемах, как всегда.
В Лондоне на меня не напала радость от возвращения, которой я боялась.
Лондон не был моим домом. Зато на меня волком набросилось одиночество,
острое, как никогда ранее. Пытаясь спастись от него в многочисленных
волшебных магазинчиках на Диагон Аллее, я в предпоследний день поездки
умудрилась встретить ее.
День был холодным, и я куталась в пальто, подняв меховой воротник и
закрыв им шею, обмотанную модным нынче, длинным, но очень тонким
шарфиком, совсем не защищающим от ледяного ветра. Концы его метались то
в одну сторону, то в другую, иногда даже задевая рукава шедших
навстречу людей. В очередной раз повернувшись в ту сторону, в которую
улетели концы шарфа, я увидела на другой стороне улицы Гермиону.
Она была одета в распахнутую, хулиганского вида, куртку, унты и
заправленные в них синие джинсы, шея ее была обмотана таким теплым на
вид, толстым черным шарфом, что хотелось спрятать в нем руки.
Перчатка–митенка была почему-то только на одной руке, и скоро я поняла,
почему.
Она стояла у выхода из кафе, с улыбкой уставившись на вход. Через
несколько секунд оттуда выскочила девушка с другой такой же перчаткой в
руке. Смеясь, она одела митенку на руку Гемионе и, держась за руки, они
пошли по улице. Каштановые волосы одной и темные блестящие другой
развевались на ветру и покрывались быстро таящими снежинками. Вскоре
они скрылись из вида в толпе.
Я отрешенно смотрела в ту сторону, временно забыв о том, куда я шла и
зачем. Меня настолько пожирала ревность, что я даже забыла о ледяном
ветре. Так и стояла посреди улицы, а мимо сновали прохожие, поднимая
воротники и кутаясь в шарфы...
Теперь я поняла, что выход был. И вот он перед мной. Я могла бы стать
такой же веселой девушкой в короткой куртке и толстом шарфе и, держась
с Гермионой за руки, шла бы сейчас по улице, не чувствуя холода.
Только я во всем виновата. Эта мысль пронзила меня насквозь, и внезапно
я осознала, что застыла посреди улицы на ледяном ветру. Чтобы
согреться, пришлось свернуть в кафе, откуда они вышли...
Я не выдержу еще один день в этом чужом городе.
***
Размеренная жизнь светской львицы вернулась, и я снова переживала
череду одинаковых дней. Много раз я порывалась все бросить, улететь к
чертовой матери в Англию, попробовать объяснить все Гермионе, но
останавливалась и с горечью, глотая слезы, понимала, что не смогу
объяснить. А она не сможет понять.
Все как в глупом сериале: у нее давно уже своя жизнь, а у меня своя. И ничего больше не изменить.
Со вздохом я опустилась в любимое темно-темно-синее кресло и призвала конфету из бюро. Они скоро кончатся. Пора заказать еще.