Молчание

Plumeria

- И тогда Гермиона поворачивается к нему и говорит: «Ну и кто тут грязнокровка?» - закончил Гарри.

Джинни хохотала вместе с остальными, и глаза ее горели восторгом.

Они сидели за круглым столом на кухне Уизли. Гарри, Рон и Гермиона только что вернулись с Диагон-аллеи, - там они покупали все, что требуется волшебникам на седьмом курсе (Джинни посетила все лавки днем раньше).. И вот теперь, перебивая друг-друга и хохоча, они рассказывали о том, как столкнулись с Малфоем. Слизеринец был так занят придумыванием для неразлучной троицы прозвища пообиднее, что совсем не смотрел под ноги – и, оступившись, растянулся прямо в оставшейся после недавнего ливня.

- И поделом ему, - фыркнул Рон, - вот было бы клёво повторить это перед всей школой…

Но Джинни не слушала; не потому, что ей было жаль Малфоя. Нет, ее вообще мало занимал этот разговор. Она просто сидела в тесной кухоньке и наслаждалась их близостью. Хотя, если совсем честно, ее интересовал только один человек. Но приходили-то они всегда втроем…

Опустив подбородок на скрещенные руки, она наслаждалась тем, что просто смотрела. Смех, улыбки, и снова комичная серьезность – Джинни глаз не могла отвести. Случайно задев кожаную туфлю носком ноги, Джинни замерла. Так хотелось приласкать под столом эту узкую лодыжку, проехаться выше, по голени…

- Эй, Джин, хватит пялиться, - громким шепотом сказал Фред. Она невольно вздрогнула. Брат наклонился ниже.

- Ты что, до сих пор по Гарри сохнешь?

Джинни, не ожидав такого подвоха, хватала воздух ртом. Но паршивец не стал дожидаться ее ответа; он вихрем взлетел вверх по лестнице, - только хлопнула дверь наверху.

- О чем это он, а? – поднял бровь Рон.

Джинни почувствовала, что краснеет и резко опустила голову, - на бледной коже румянец всегда так заметен.

- Да так, ерунда, - промямлила она. – Мне, э-э, надо бы проверить, все ли готово к школе, - Джинни встала и метнулась вон из кухни, подальше от любопытных глаз и «понимающих» улыбок.

Прижав ладони к пылающим щекам, она мысленно кляла себя на чем свет стоит. Фред был прав – она действительно сошла с ума – вот так при всех пялиться на предмет своих воздыханий…

И Гарри тут был не при чем.

Когда-то он ей нравился – к чему лукавить. Ее «школьная влюбленность» длилась до странного долго, но со временем вылиняла, как старые джинсы, став чем-то вроде привычки. Нет, она правда им восхищалась; но как не восхищаться тем, кто несколько раз падал с метлы, умудрившись при этом не сломать себе шею? Кто сражался с Василиском, и много раз одерживал победу над самим Темным Лордом? Гарри был крут, - что тут говорить. Вот только раньше она принимала восхищение за нечто большее. Джинни понадобились годы, чтобы осознать разницу.

Но теперь дела обстояли еще хуже. Потому что надежды на взаимность почти не оставалось. Гриффиндорский герой мог бы обратить на нее внимание хотя бы из жалости…

Джинни всегда слышала их, эти тихие звоночки, предвестники того, что она другая, не такая как все. Но к чему забивать себе голову? До поры до времени она просто не думала об этом. Старалась не замечать дрожь возбуждения, когда сталкивалась с однокурсницей, выходящей из душа (тюрбан из мокрого полотенца, цепочка на шее и больше ничего, ничего что могло бы отвлечь…) Отводила глаза, чтобы не смотреть в вырез блузки Лаванды – упругие груди притиснуты друг к дружке, на левой темнеет родинка, и это почти не-вы-но-си-мо…

А ее «свидания»… это же просто смешно. Да, она славно проводила время с мальчиками, но – не более того. Невилл на Рождественском балу, и пара-тройка других, – она не запомнила их имен. А, еще тот мерзкий тип на балконе, который все норовил облапать ее сзади… урод.

Джинни всегда восхищалась линиями женского тела, такими красивыми и плавными. Тело девушки казалось ей воплощением совершенства. Быть может, потому, что всю жизнь ее окружали старшие братья… кто знает. Ясно было одно: то, что ей кажется идеалом красоты, у сокурсниц не вызывает никаких особых эмоций.

Джинни помнила тот день, когда за драку с Малфоем в коридоре ей назначили отработку с мадам Помфри. Ей надо было всего лишь привести в порядок библиотеку Поппи. Перебирая пыльные тома, девушка наткнулась на книгу, где мужчина и женщина были изображены в разных позах, без одежды. Женщина была восхитительна, - не длинная и худая, как фотомодель. Нет, ее формы были приятно округлыми; ладная, с упругими холмиками грудей, она притягивала взор, как магнитом. Джинни с трудом захлопнула книгу.

А вот парни… их мускулистые поджарые тела совсем ее не возбуждали. Ну что такого в этих нескладных мальчишках, что делает их неотразимо привлекательными? Джинни понять не могла. Разве это красиво – сплошные острые углы… и плоская грудь, поросшая жестким курчавым волосом, - брр!

Соседки по комнате хихикали, валяясь на кровати и листая Ведьмополитен. Им было жуть как интересно, чья же фотография опубликована в этом месяце в колонке «Светские сплетни». Они томно вздыхали и писали дурацкие записки. А Джинни улыбалась и согласно кивала, - что ей стоило притвориться? Ведь, как сказал поэт, «Есть у людей различные пристрастья, Но каждому милей всего одно…»

Да, Терри Бут был смазливым парнем, но его накачанное тело как-то…не вдохновляло. Джинни все чаще замечала, что ее понимание прекрасного не совпадает с тем, что думают другие девчонки. Что ж… ей оставалось только молчать и держать все при себе.

Что с ней не так? Почему ее совсем не занимают слухи о том, что Джастин Финч-Флетчли, красавчик и отличный игрок в квиддич, положил на нее глаз? Может, это все из-за Гарри?

Гарри, Рон и Гермиона… «Три Мушкетера», - они всегда были не разлей вода. Прошлым летом Гермиона дала ей почитать томик Дюма, и Джинни поняла, что прозвище «мушкетеры» подходит им как нельзя лучше. Один за всех и все за одного. Они позволяли ей увязываться вслед за собой– то в Хогсмид, то еще куда; бывало, даже к контрольным готовились вместе, - в общей гостиной так уютно…

Троица никогда не гнала ее от себя; даже Рон не говорил «отвяжись!», как это делали близнецы. Гарри и Гермиона тоже старались быть с ней приветливыми, но Бог мой… эти трое были настолько близки между собой, что ей было просто не втиснуться. Джинни все равно чувствовала себя лишней.

Культ Гарри, который она себе создала, мало помалу сошел на нет. Узнав его получше, Джинни поняла, что Гарри - обыкновенный парень со своими слабостями и недостатками. Но вот привычка всюду ходить за ними по пятам осталась.

И вот однажды «мушкетеры» шли из одной аудитории в другую. У главной лестницы троица разделилась, - Рон с Гарри пошли направо, а Гермиона – налево. Кажется, у нее было Прорицание, и еще Арифмантика… Лестницы меняли направление, Джинни с кем-то сталкивалась… Но она продолжала упрямо следовать за Гермионой, пока та не исчезла в толпе.

Так значит, это была Гермиона? Не Гарри?!

Она так привыкла возвращаться мыслями к Гермионе, что не замечала очевидного. Все трое были яркими и интересными людьми, но она… явно чем-то отличалась. Быть может, своим умом… или обаянием? С каждым годом Гермиона все хорошела; а теперь от нее было просто глаз не отвести. Джинни помнила, как это было с Гарри, - желание видеть его лицо, слышать знакомый голос. Смутная тоска по прикосновениям… Сейчас с ней было в точности то же самое. Вот черт…

Голос Флитвика доносился до нее откуда-то издалека. Осененная догадкой, девушка застыла. Кровь отлила от щек, и веснушки проступили ярче.

Только теперь кусочки мозаики сложились в единое целое. И Джинни поняла, что в ней не так.

Ей нравилась Гермиона, - девушка… и Мерлин, она хотела ее целовать.

Когда она узнала, как это называется, внутри будто щелкнул невидимый выключатель. Зажегся свет, освещая самые затененные, пыльные уголки души. Джинни, наконец, поняла, что ей нравятся девушки – во всех смыслах. Все было так неоднозначно… С одной стороны – глубокое понимание своей сути, c другой – терпкий привкус одиночества.

Ее родители никогда не отзывались плохо об однополых отношениях. Да что там – в их разговорах порой мелькали фразы о таких парочках. Но все эти анекдоты, нелепые слухи… негатива все равно было больше.

Например, тот волшебник, торгующий мантиями от кутюр на Диагон-аллее… Никто в точности не знал, был он геем или нет; просто такое занятие испокон веков считалось женским. О нем судачили все, кому не лень. Богачи, чьи пальцы были унизаны перстнями, приветливо улыбались хозяину магазина, а за глаза называли его старым педиком.

И потом, она не знала никого, кто был бы… в теме. Джинни было не с кем и словом перемолвиться. Другие и понятия не имели, что она чувствует. И потому рыжая Уизли молчала.

Не раскрывала рта, когда подружки по комнате обсуждали последние сплетни («Говорят, парни из итальянской сборной по квиддичу способны из недотроги сделать ненасытную фурию»)… Зато Джинни обмирала, когда, перелистнув страницу Квиддичного Обозрения, видела фотографию девушки-ловца на весь разворот. Вот картинка начинает двигаться: девушка перекидывает через плечо блестящие темные волосы и призывно облизывает губы. Ее каждый раз как током било.

А фотки парней Джин просто пролистывала.

Старалась подавить дрожь, когда Гермиона наклонялась к ней за завтраком, грудью касаясь плеча… Отводила глаза, когда та, думая над сложной задачей, прикусывала нижнюю губу.

И когда Рон, наконец, набрался смелости, чтобы сказать о своих чувствах Гермионе… ей хотелось выть, уткнувшись лбом в стекло. Ведь теперь они ходили повсюду вместе, держась за руки. Но стены невидимого бокса были обиты тишиной. Крики сумасшедшей все равно бы никто не услышал. И Джинни слонялась по темным закоулкам коридоров, обкусывая ногти до крови.

- Гарри, можно к тебе?

В гриффиндорской гостиной было яблоку негде упасть – все зубрили, готовясь к экзаменам. В воздухе пахло терпкой хвоей. Единственное свободное место было за столом в углу, рядом с Гарри. Хотя нет, – еще за столом второкурсников, которые дурачились и отпускали глупые шуточки. Что ж, выбрать было несложно.

- Что? А, конечно, садись, - заморгал Поттер.

Подвинув свою стопку книг и пергамент, он освободил место для Джинни. Опустившись в кресло, она вытащила учебники из сумки.

- Где остальные?

Гарри пожал плечами:

- Наверное, в своей комнате занимаются. Я спустился сюда, чтобы им не мешать.

Вышло так, что Джинни никогда не оставалась с Гарри наедине. И даже сейчас, когда она больше не была в него влюблена, девушке было как-то неловко.

- А… ясно. Так что ты учишь?

- Зельеделие, - вздохнул Гарри. Завтра Снейп будет проверять, как мы умеем делать противоядие от укусов Докси. А у тебя что?

- Трансфигурация. Мы должны уметь превращать перо и в яйцо, и в цыпленка.

Гарри хмыкнул:

- Ага, помню. У Гермионы получилось с первого раза, да и Рон ничего так справился. А вот у меня был полный отстой. Прикинь: цыпленок с задом из половинки яйца. Оно тянуло его назад, и бедняга постоянно заваливался…

Джинни прыснула:

- Добрый ты, Гарри. Нет чтобы подбодрить человека…

- А то, - ехидно ответил Поттер. – Ты, главное, палочкой в него не тыкай.

- Ладно. Спасибо за совет…

При мысли о том, чем сейчас «занята» Гермиона, виски словно обручем сдавило.

В начале нового семестра Рон и Гермиона стали проводить все больше времени наедине. Джинни и Гарри все чаще занимались вместе. И хотя они были знакомы уже сто лет, у девушки появился шанс узнать его получше.

С Гарри было здорово. Все лучше, чем бесконечная болтовня о мальчиках в ее спальне. Он, по крайней мере, не затрагивал эту тему.

Но вскоре Джинни стала замечать, что Поттер ходит сутулясь и держит руки в карманах. Обычно улыбчивый, теперь от хмурился и смотрел в пол. Сначала она по наивности думала, что это боязни проиграть матч Слизерину. Но когда они победили со счетом 190:70, видеть понурого Гарри было странно.

- А чего ты не отмечаешь со всеми? – спросила Джинни, уютно устраиваясь в кресле у камина. Гарри молча смотрел на язычки пламени, лижущие сухие поленья.

- Так мы уже. Видела бы ты, что тут творилось. Все упились просто в хлам, – ответил он, не поднимая головы.

Джинни огляделась вокруг, - в гостиной, кроме них, была всего пара-тройка человек.

- Ну и где они все?

- На улице, наверное. Макгонагалл выставила их из замка, чтобы не мешали заниматься остальным. Деннис предложил поиграть в снежки.

- А ты что – ненавидишь снежки?

- Я сказал им, что буду делать задание на завтра.

Джинни нахмурилась. Рядом не было ни стопки учебников, ни других принадлежностей.

- Гарри… что-то не так?

- Да нет! Все нормально… то есть… да забей ты.

- Ну уж нет, - сказала Джинни. – давай, расскажи… я же вижу, тебя что-то беспокоит, причем не первый день.

Гарри посмотрел на нее исподлобья.

- Только ни слова никому.

Джинни молча кивнула. Небось, снова ерунда какая-нибудь; все неприятности Гарри обычно не стоили выеденного яйца.

- Понимаешь, я… - он нервно сглотнул, а затем продолжил с видимым усилием. – Джин, я… ревную одного человека.

- Ко мне? – ляпнула она от неожиданности.

- Да нет, - помотал головой Гарри, - к Рону.

И тут до нее дошло.

- Гермиона… ты что, в нее влюбился?

- Кажется, я… люблю ее, – еле слышно ответил парень.

Джинни зажмурилась.

Я тоже.

Эти слова уже были готовы сорваться с губ.

В горле стоял комок. Джинни не знала, смеяться ей или плакать. Да он понятия не имеет, как ей это близко. Будь она парнем, наверное, выложила бы все как на духу, и они бы с Поттером сидели тут, уткнувшись друг другу в плечо. Но Гарри даже не догадывается, что ей нравятся девушки. Да и момент не самый подходящий, чтобы делать такие признания. Мерлин с ним, что Поттер будет тыкать в нее пальцем, обзывая извращенкой. Проблема была в том, что у Джинни просто не хватило бы духу рассказать об этом всем. Вот она, хваленая гриффиндорская смелость.

«Гарри – вдруг вспомнила она. Гарри сидит здесь, передо мною, и он нуждается в утешении».

- И давно это у тебя? – осторожно спросила она.

Тот совсем ссутулился.

- Да не знаю я. Давно.

Внезапно подняв голову, юноша посмотрел на нее. У Джинни перехватило дыхание.

- Понимаешь, я вижу, как им хорошо с Роном. Он возвращается в комнату заполночь, довольный как всё. Иногда даже делится впечатлениями и…, - он взъерошил волосы, - Разве я могу вот так с ним поступить? Сказать, что по уши влюблен в его девушку? Ведь мы друзья, Джин… лучшие друзья.

Она, сглотнув, кивнула.

- И Гермиона… она так на него смотрит… ну, ты видела… - Гарри тяжело вздохнул и запрокинул лицо к потолку. – А она, что, тоже тебе про Рона рассказывает? Ну, я имею в виду… секс.

Джинни замотала головой.

- Нет, что ты. Но она все-таки староста, - живет в отдельной комнате. И вообще, мы на разных курсах учимся.

«И слава Богу», - подумалось рыжей. Это как же, сидеть с ней рядом, на постели, в одних сорочках… у нее еще бретелька, наверное, все время соскальзывает – плечи-то как мраморные… и слушать о том, как Рон ее ласкает. Ну и садист же ты, братец…

Гарри еще долго говорил, запинаясь, а Джинни слушала, просто кивая время от времени. Боль острым штопором ввинчивалась внутрь. Ведь Гарри говорил о Гермионе… о ее пальцах с заусенцами, - он бы тоже хотел перецеловать их все. Джинни кусала губы, чтобы не разреветься.

Но вот дыра в портрете открылась, и в гостиную ввалилась толпа румяных гриффиндорцев. Они звонко хохотали, с ног до головы облепленные снегом, и клялись отомстить обидчикам. Незамеченная в этой суматохе, Джинни выскользнула из зала.

Как в тумане она добралась до спальни девочек… плотно затворила за собой дверь и огляделась. Никого. Слава Мерлину. Попадись ей сейчас кто-то, это была бы катастрофа. Выложила бы все, как есть, первой попавшейся дуре…

Отшвырнув ботинки, она бросилась на кровать и задернула занавески. Торопливо стянув робу через голову, стащила с себя юбку и трусы. Блузку Джинни даже расстегивать не стала. Просунув руку между ног, она стиснула ее горячими бедрами и, постанывая, начала двигаться.

Джинни никогда не видела ее без одежды... Разве что прошлым летом, когда они плескались в пруду. Но тогда Гермиона была в купальнике, - стринги и топ на тонких бретельках. Вот она поднимает руки, чтобы заколоть непослушные пряди на затылке… соски натягивают тонкую ткань, и рыжая едва не идет ко дну, нахлебавшись затхлой воды с тиной.

У Гермионы талия – кажется, ладонями можно обхватить. Высокая грудь стоит под тканью школьной блузки. Она и верхнюю пуговицу никогда не застегивает – мешает… Сжав колени, Джинни запрокинула голову и зажмурилась. Она представляла каштановые пряди, разметавшиеся по подушке… Лечь бы на нее сверху, прижавшись грудью… целовать вздрагивающие бедра… Какая она на вкус? Как она стонет, царапая простыни, в приближении оргазма? Закусив губу, Джинни выгнулась на постели. Дыхание срывалось; ей оставалось совсем чуть-чуть… ну же… Под веками расцвел огненный цветок; края лепестков плавились и плавились, превращаясь в угли.

Вытерев руку о покрывало, она без сил откинулась на подушки. На горле бешено колотился пульс…

Нежная кожа на внутренней поверхности бедер саднила. Лежа на боку, девушка бездумно смотрела на то, как колышутся тяжелые кисти на пологе кровати. Жест отчаяния – вот что это было. Об удовольствии не шло и речи.

Никогда, никогда не ласкать ей любимую девушку, не сцеловывать стоны с ее губ. Даже у такого неудачника, как Поттер, и то больше шансов. Мало ли что – Рон ей надоест, или они поссорятся…

Если Гермиона бы позволила… Но у нее ведь нет никакого опыта… Что, если бы ей не понравилось? Стало противно?

Все, что она знала – это то, что к Гермионе ее тянет сильней чем к кому бы то ни было. Но… войди она сейчас в спальню, что бы Джинни сделала? Попыталась бы обнять ее? Или бы сидела застывшей куклой, как тогда, с парнем из Рэйвенкло? Ее мечты съеживались и рассыпались в пепел, как горящий пергамент. Ничего этого не будет, - ни поцелуев, ни смеха, ни шепота в тишине спальни.

«Да у тебя и не было ничего, - шептали ей выцветшие гобелены на стенах. Кто ты такая, чтобы заслужить это?» Сидя на кровати, Джинни кое-как натягивала на себя одежду. Чулки были перекручены, и она все никак не могла их расправить – пальцы дрожали… Кажется, уже стемнело, - она понятия не имела, сколько времени. Но надо было спуститься к ужину – иначе все будут спрашивать, где она была, и почему так долго… С тяжелым вздохом Уизли пошла в ванную вымыть руки. В зеркало даже не заглядывала. Потом Джинни спустилась вниз, в Большой Зал. Снова нацепив эту чертову маску. Делать вид, что они с Гермионой – просто подруги.

А за окнами тяжелыми хлопьями падал снег. И в этой мертвой тишине только сосульки звенели на ветру.