«Сейчас, по прошествии некоторого времени, мои мысли и чувства изменились. Я не ожидала такого странного поворота жизненного сюжета.
Я знаю, что моя, как казалось, бессмертная любовь была только миражом, надеждой на красивую сказку. Теперь я осознаю всю иллюзорность тех ощущений. Однако абсолютно не жалею. Не о чем жалеть, нет смысла. Эти былые сильные эмоции – прекрасны, захватывали, едва давая возможность дышать, и они составляли часть той, прошлой жизни. Но хватит, иначе проклятые эмоции овладеют разумом, и тогда…тогда я буду жить воспоминаниями, а я слишком долго убегала от этого. Хотя, как бы я не старалась, я не в силах вычеркнуть из сознания выражение твоих глаз тогда - какое-то неясное, затуманенное. Ты смотрела на меня холодно, как чужая, но я всё-таки заметила - ты боялась. Боялась всей действительности и того, что я просто возьму и брошу тебя, уехав на этом поезде.
И ещё одно…ещё одно, пожалуй, самое восхитительное в твоей «невзрачной» внешности. Твои мягкие и соблазнительные губы. Вкус этих губ не сравним с каким-либо другим: немного мёда, немного чуть кисловатой вишни и, возможно, корица. И ты всегда пользовалась этой моей маленькой слабостью, ты всегда отлично знала, что я готова на многое ради ощущения этого бушующего потока тепла и…да, нежности. Ты играла в игрушки, притворяясь ребёнком, неразумным тихим существом, хотя твой пытливый ум и своеобразная проницательность всегда поражали меня. И я была твоей девочкой на посылках: я доставала для тебя ингредиенты запрещённых зелий, проникая тайком, часто под покровом ночи, в Министерство, рискуя потерять любимое дело. Хотя ты и знала, как высоко я ценю свои обязанности, ты не утруждала себя заботой помалкивать об очередном незаконном эксперименте в твоей треклятой лаборатории. И когда ты как бы нечаянно упоминала о нехватке материалов, я, окрылённая только одной лишь мыслью, что могу помочь тебе, обрадовать тебя, мчалась в отдел Запрещённой магии и ставила под удар себя и свою карьеру. Но тебе, по-моему, было абсолютно не важно, что произойдёт со мной, попадись я на этом деле. На первом месте - только ты, а затем, уже мерцающей тенью, я. Согласись, это было до крайности удобно.
А помнишь те долгие зимние вечера, когда я сидела в нашей квартире, около камина и топила горе в очередном бокале огневиски? В ожидании, в бесмысленно-горьком ожидании? Нет, ты не можешь помнить. В это время ты якобы находилась на каком-то брифинге, на десятом за неделю собрании. Я пыталась тебе верить, убеждала себя в чём-то совершенно неправдоподобном, слушала твои слишком складные рассказы о новых перспективах сотрудничества с французскими или чёрт знает какими ещё чародеями. Но когда ты приходила ты была весела и свежа, и совсем не похоже было, что ты весь день размышляла и работала над новым проектом. Моя интуиция тихо шептала: «Она лжёт». Но я не прислушивалась, пока моя беспочвенная ревность однажды не оправдалась.
Той ночью ты вернулась необычайно поздно, я уже легла спать, даже не надеялась увидеть тебя. И ты была слегка навеселе, что сразу настораживало – ты вообще редко пьёшь. Ты была нежна, ты почему-то начала ласкать меня особенно чувственно, так, как никогда прежде. Я была удивлена, но радость моя не знала предела, и сомневаться в чём-либо было некогда. Ты позволила себе по-настоящему расслабиться, и в этом была твоя ошибка: ты с каким-то новым для меня ощущением целовала меня, с неописуемой теплотой называла меня прелестными словами, при этом исследуя меня всю от шеи и дальше, спускаясь языком все ниже и ниже* . Это доставляло мне такое неземное удовольствие, что я почти кричала от счастья. Я хотела, чтобы и тебе было так же хорошо. Я ещё так никого не любила в физическом, да и духовном, смысле. Я ласкала каждый миллиметр твоего роскошного тела, твоей, терпковатой на вкус, кожи. Я боготворила тебя и я сделала всё, чтобы ты почувствовала себя богиней. И когда ты была на пике покалывающего, восхитительного, всеобъемлющего блаженства, ты закричала. Ты произнесла имя, но…не моё. Через несколько томительных минут ты окончательно вернулась в реальный мир и только тут осознала, что твоё всегда контролируемое сознание подвело тебя.
Я сидела на кухне и курила, думая о бессмысленности этих трёх лет. У меня будто открылись глаза. Я прозрела, увидела тебя всю, настоящую, без маски. Тогда ты показалась мне настолько мелкой и ничтожной, что захотелось немедленно набрать полную ванну воды, взять нож и, перерезав оковы вен, покончить со всем этим затянувшимся кошмаром. Я не могла поверить, что потеряла столько сил и любви на столь жалкое создание. А ты, тем временем, валялась в моих ногах, умоляя простить; захлёбываясь слезами, ты кричала, что любишь только меня, что оступилась, что никогда себе этого не простишь…Я молча встала, прошла в комнату и собрала немногочисленные вещи. Ты наблюдала за этими манипуляциями с таким лицом, будто только что перед тобой возник Вольдеморт: ты боялась и не желала верить. Ты плакала и стенала, и хныкала, как маленькая капризная девчонка, у которой отняли куклу. Кажется, я уже приводила подобное сравнение?
Я ушла, я смогла, я преступила через мёртвые чувства и бросила тебя на растерзание остаткам совести. Переночевала на скамейке станции, так окоченев под утро, что даже согревающее заклинание не спасло. В семь пришёл поезд до Лондона. Всё равно. Будь, что будет. Найду себе новое жильё, но в Хогсмиде ни за что не останусь. Я зашла в пустое купе, подсознательно чего-то ожидая. Как оказалось, не напрасно. Ты пришла и возобновила свои попытки вернуть меня, но уже спокойно, без истерик. С непроницаемым лицом ты предложила мне ещё раз подумать. Бесполезно, я отказала.
Неужели ты наконец-то поняла, что я – тот человек, который любил тебя и ценил? Похоже на то. Но ты опоздала.
Я сама не слишком понимаю, зачем я пишу это письмо. Мы не виделись два года, и ты, быть может, изменилась. Я надеюсь на это, не сокрушай моих надежд вновь. Я просто хотела сказать тебе, что люди - не твои куклы. Они такие же как ты, Гермиона Грейнджер. Ничуть не хуже и не лучше, и они чувствуют, и они страдают. Я избавилась от необходимости ощущать тебя, твоё тепло, твои губы. Я не хочу возвращаться к прошлому, я хочу жить дальше уже без тебя.»
Best wishes, N. Tonks
