Солнечный
свет заливал древние каменные коридоры и классные комнаты Хогвартса.
Стояло раннее лето. Желтофиоли и розы наклонили головы от жары,
выпуская свой приторно-сладкий запах в воздух.
Этот аромат,
подхватываемый ветром, вился около дверей, в комнатах, по ступенькам,
держа путь через пустынные коридоры, пока не достиг библиотеки.
Там
спала девушка. Ее голова покоилась на открытой книге, а рука
расслабленно держала перо. Маленькое чернильное пятно расползалось на
листе пергамента, где котором лежал кончик пера. Она, видимо,
собиралась что-то записать, но вместо этого ее глаза закрылись. Ее
каштановые волосы падали на плечи плащом, который был слишком теплым
для подобной погоды.
Холодные пальцы Ирмы Пинс скользили по
волосам Гермионы, мягко откидывая их с шеи, позволяя свободно лежать на
плечах. Кожа под волосами была бледной и нездорово блестела. Женщина
вздохнула и пристально посмотрела на девушку. Ирма знала, что ей
следует вернуться к себе за стол, продолжить работу и забыть о Гермионе
Грэйнджер. Но она этого не сделала.
В комнате было тихо и
безмолвно, именно так, как Ирме всегда нравилось. Свет проникал в
комнату через большое, высокое окно, и его полоски падали на темный
пол.
Новые столы поблескивали, новые книги в идеальном
порядке стояли в шкафах. Их никто не будет трогать до осени, до тех
пор, пока не вернутся с каникул ученики. Она знала, что Гермиона будет
приходить сюда, как приходила в библиотеку почти каждый день в течение
своей учебы в Хогвартсе, будет сидеть за самым дальним столиком. От
мыслей ее отвлекло движение под пальцами, вплетенными в волосы
Гермионы. Девушка в изумлении смотрела на нее, полуобернувшись на
стуле.
- Мадам Пинс, – сказала Гермиона, нервно сглотнув.
Ирма отдернула руку от ее волос и отступила назад.
-
Ты заснула, моя дорогая. Я даже не удивлена, сегодня действительно
здесь так жарко, - она проговорила, - ты не хочешь пойти во двор,
присоединиться к своим друзьям и попраздновать?
Это был
последний день триместра. Книжки в Запретной секции негромко шелестели
своими страницами, нарушая эту тягостную тишину. Гермиона села прямо и
осмотрелась. Ее глаза были тусклыми.
- Нет, не сегодня. Не думаю, что я смогу.
Часто
в этом году Ирма видела ее в библиотеке, когда Гермиона просто сидела,
подперев голову рукой, лениво листая страницы книги. Несомненно, она не
читала, ее взгляд был отсутствующим. Ее пальцы рассеянно бегали по
переплетам и ярким кожаным обложкам, новым настолько, что кожа
по-прежнему была изборождена линиями и кольцами. Как будто Гермиона
что-то вспоминала, а Ирма смотрела на нее и хмурила брови, но никогда
не подходила поговорить.
Несколько старых книг уцелело. Она
помнила, как спросила Гермиону, хочет ли она помочь распаковать новые
тома, когда их привезли. Девушка согласилась, и они провели вместе
время после полудня, обменявшись несколькими неловкими фразами. Это был
последний раз, когда они вообще разговаривали, если не считать тех
минут, когда мадам Пинс отпускала Гермионе книги.
До этого, до
Вольдеморта, Ирма помнила, как Гермиона приходила и часто сидела за её
столом без приглашения. Ирма не могла припомнить, разрешала ли она
ученикам делать это, и никогда не хотела, чтобы они так поступали.
Их беседы всегда велись о книгах - ни о чем больше.
Ирма
кивала, говорила и замечала, что глаза Гермионы долго смотрели в ее
собственные. Изучающий взгляд Гермионы останавливался на её губах.
В ее глазах была мольба, которую Ирма видела и раньше, давным-давно, когда ее кожа была ровнее и ее еще можно было смягчить.
Девичьи
неудачи не были новы, у нее они тоже были, когда она была в возрасте
Гермионы. Профессор Кэмбэлл была высокой, с прямой спиной, с густыми
смоляными волосами, которые она распускала по праздникам и выходным,
позволяя им струиться по спине, как флагу. На свету они мерцали и
становились иссиня-черными, и Ирма следовала за ней, страстно желая
зарыться в них пальцами, представляя, что они будут струиться по
пальцам, как краска, и она дотронется ледяными пальцами до теплой кожи
головы.
Гермиона больше не приходила поговорить с ней, поскольку была битва за Хогвартс.
- Они не вернутся, да? – прошептала Гермиона, наклонив голову и сцепив руки в замок на столе. Ее пальцы болезненно сжались.
Ирма
на секунду прикрыла глаза, снова вспоминая густой бело-голубой дым,
вздымавшийся над крышей библиотеки, крики и вопли раненых и умирающих,
вспоминая, как было больно дышать, как она отчаянно пыталась
обезопасить вверенные ей книги.
- Нет. – Коротко ответила она и снова попробовала на вкус эту горькую злость и дым. Горло свело.
- Я уезжаю завтра. Наверное, я вас больше не увижу, - тихо сказала Гермиона, сидя неестественно прямо.
- Нет, наверное, нет, - сказала Ирма. Она выдержала паузу и мягко положила руку на плечо Гермионы. - Гермиона…
Со
звуком, как от рвущейся бумаги, Гермиона оттолкнула свой стул и
вскочила, развернувшись, она метнулась в объятия Ирмы, содрогаясь от
рыданий. Ирма почти споткнулась, с такой силой Гермиона бросилась на
нее, и неуклюже опустила руки на спину девушки, которая так отчаянно
прижималась к ней.
- Гермиона, - она пробормотала, ее руки
порхали по спине девушки, как птицы, не имея возможности найти
безопасное место для того, чтобы остановиться. Гермиона вцепилась в нее
еще сильней, и Ирма закрыла глаза, в то время как дыхание Гермионы
обжигало ее шею. Гермиона пахла бумагой и чернилами – запахом школы.
Ирма
нежно гладила ее по спине, успокаивая, шепча какие-то бессмысленные
слова, пока Гермиона не перестала трястись. Она легонько оттолкнула
Гермиону и сделала шаг назад. Ее сердце билось очень быстро.
-
Мы сделали все, что могли, Гермиона. Всем приходится приносить жертвы,
- она неопределенным жестом указала на шкафы, в которых были новые
книги, - однажды ты поймешь. Так будет проще.
В комнате повисла тишина. Гермиона смотрела на нее, вытирая глаза и хмурясь.
- Пойму это? - в ее голосе звучало недоумение.
-
Я уже все поняла. – Безнадежно сказала Гермиона. - Но не стало легче.
Да и как может? Их больше нет, моих друзей. Я любила их, больше, чем
все эти книги в этой библиотеке.
Ее лицо неожиданно исказилось гневом.
-
Я не думаю, что вы понимаете это, каждый день запираясь тут, со своими
драгоценными книгами. Вы старалась спасти их – не нас, - сказала
Гермиона, и ее голос зазвенел. – Я знаю. Я помню. Я видела вас.
-
Гермиона, - Ирма задыхалась, как будто ее ударили в живот, видя, как
бледные пальцы Гермионы сжимались в кулаки. Глаза Гермионы пылали от
злости, когда она попятилась назад. Слезы на ее лице блестели в лучах
яркого солнца. Развернувшись, она схватила со стола свои вещи и
убежала. Дверь захлопнулась, разнося удар эхом по пустой комнате. Ирма
содрогнулась: она всегда ненавидела, когда кто-то громко хлопал дверью,
всегда негодовала, когда кто-то из детей так делал. Она стояла
неподвижно, слушая эхо шагов, доносившихся из зала этажом ниже. В
конечном счете, они затихли, и больше не раздалось ни звука.
Она
присела на ближайший стул, ее колени тряслись. Она поднесла ладони ко
рту. Хуже всего то, что Гермиона была права. Она знала это. Эти книги
она знала лучше всех, лучше учеников. Теперь ее книги уничтожены, а она
проливала по ним жгучие слезы. Но их было не вернуть.
Как и детей.
Ирма
встала и подошла к окну. На траве она увидела небольшую группу учеников
от мала до велика. Они сидели на газоне, и у них был пикник. Смех и
крики доносились до нее. Поразительно малое количество детей для школы…
Она снова поднесла руку ко рту: подступили слезы. Они скатывались по
щекам, намочив воротник мантии. На комнату опустилась тишина: даже в
Запретной Секции прекратились шорохи и шелест. Отвернувшись от окна,
она вытерла слезы. Ее каблуки быстро зацокали по полу, а затем дверь
громко захлопнулась – второй раз за день. Не раздалось ни звука: ни
лязга ключа, запиравшего замок, ни шагов по коридору – ничего.
Библиотека была пуста.
