Вечером после занятий Лаванда Браун сидела у озера, под еще зеленым раскидистым вязом, и читала стихи самой знаменитой современной поэтессы – Мелиссы Стоун. Она грызла сладкое красное яблоко и совсем не думала об уроках. Стоял ранний сентябрь. Листья еще не успели тронуться позолотой и сочно шелестели на ветру. Небо было чистое и высокое. Закатное солнце пригревало нежное юное личико и играло на глянцевой бумаге, но трава была уже холодная и влажная от росы. Лаванда подумывала пойти одеться потеплее. Вдруг налетел неожиданно сильный ветер. Он заставил ее закутаться в кофточку и стряхнуть с книжки упавший желудь… Стоп! Какой желудь? Она же сидит под вязом! Лаванда нащупала желудь в густой траве и стала его рассматривать. Он был крупнее обыкновенного и явно ненастоящим. Лаванда покрутила его в руках: шляпка легко поддалась и с чпоканьем открылась. Внутри лежала кораллово-красная бумажка. Лаванда была очень любопытной девочкой.
«Оранжерея Спраут. Слева от входа. Вторая лейка» - гласила записка. Лаванда оглянулась: поблизости никого не было, только влюбленная парочка рэйвенкловцев чуть поодаль, на берегу. Она аккуратно сложила записку по прежним сгибам и засунула ее в карман юбки. Раскрытая книжка и яблоко остались лежать под вязом.
Прокравшись в оранжерею сквозь ажурную решетку, девочка свернула к левому стеллажу. Вокруг стоял полумрак и плясали тени. Лишь самые верхние стекла озарялись багрянцем света. Было влажно и тепло. Сильно пахло землей. Замерзшую Лаванду пробил приятный озноб. Она нащупала первую лейку и откинула ее с дороги. Лейка звонко покатилась по каменному полу. Лаванда бросилась ко второй и нетерпеливо, забыв про всякую осторожность, заглянула внутрь: та была почти полной, а по поверхности воды плавало красное солнышко. Лаванда аккуратно вытащила цветок: гербера, ее любимая гербера – красная, как румянец, как клубника, как страсть. Не так уж много людей знают, что она любит герберы… Мокрый светло-зеленый стебелек цветка был обвит ленточкой, исписанной темно-синими нерастворимым чернилами. Лаванда быстро сняла ее и прочитала: «Квидиччный стадион. Трибуна Слизерина. 11 ряд, 19 место». Зажав герберу в руке, она бросилась бежать. Следующим утром Спраут долго удивлялась, как она могла оставить калитку незапертой.
С воротами квидиччного стадиона пришлось повозиться подольше. Замок на них был тяжелый и скрипел. Не успев испугаться, Лаванда проскользнула меж двух высоких трибун к полю. Секция Слизерина была как раз на противоположной половине стадиона. Глаза Лаванды расширились от изумления, она глубоко вдохнула и забыла выдохнуть. Она стояла перед огромным зеленым полем. По его краям уходили в бездонное небо шесть золотых шестов с кольцами для мячей. Со всех сторон высились пустые прожорливые трибуны. Лаванде было неуютно один на один с таким огромным пространством, но еще больше она боялась, что таинственный поклонник притаился где-то здесь, среди трибун, и окликнет ее в этой звенящей тишине. Стало совсем темно, на небе показались первые звезды. Лаванда ежилась от ветра, вдыхала свежий холодный воздух и недоумевала, как она могла не любить фонари. Сердце замирало в груди, слизеринская трибуна влекла, словно была медом намазана.
Лаванда зажмурилась и попробовала газон носком туфельки. Земля была рыхлая, и он немного испачкался. Но девочке ничего не оставалось: она покрепче обхватила свою герберу, будто та могла ее поддержать, и пошла вперед по довольно высокой траве, расчерченной белыми полосами. Было страшно: где-то за стадионом шелестели деревья, в небе ухала сова, подошвы громко шлепали по земле. Она не оглянулась ни разу – просто шла и шла размеренным шагом, а когда три четверти поля были преодолены – не выдержала и побежала, высоко поднимая ноги, чтобы не запачкаться землей. Она с таким облегчением навалилась на бортик трибуны, будто это был не кусок фанеры, а первый островок суши после длительного морского путешествия. Искать вход не было сил, и Лаванда просто перемахнула через бортик, надеясь, что тайный воздыхатель не видит этого грубого жеста. Она понеслась вверх по ближайшей лестнице, невнимательно считая ряды. Но, как выяснилось, это было и не нужно. Сюрприз, который ей приготовили, был большой и приметный. Лаванда остановилась в одиннадцатом ряду, когда увидела кусок ярко-красной материи. Она поскорее развернула его и удивленно охнула: это была бархатная мантия с оторочкой из белого меха. Лаванда примерила королевский подарок – он был ей как раз впору, будто таинственный поклонник отлично знал ее размер. А о ее размере одежды были осведомлены очень и очень немногие. Лаванда пожалела, что у нее нет с собой зеркальца – оно осталось в школьной сумке – и покрутилась в узком пространстве между рядами, развевая чудесный опушенный подол по ветру.
Она была уверена, что где-то здесь должна быть еще одна записка: поискала на сиденье, под ним, в карманах мантии – ничего. Ей было обидно: неужели поклонник не хочет встретиться с ней и вся его фантазия ограничилась красной мантией? Идти назад с пустыми руками не хотелось. Она села на кресло посреди пустого стадиона и стала его рассматривать: ракурс был незнакомый, ведь обычно она сидела на той, бордово-золотой трибуне, а на этой никогда, и обычно ей было там так хорошо – в друзьями, с кружкой горячего эля в руках, рядом с Парвати, под смешные комментарии Ли Джордана и шум зрителей. На глаза наворачивались слезы. Она вытерла их кулачком и накинула капюшон. Перед ее носом мелькнул собственный белокурый локон и красная бумажка, тут же закружившаяся на ветру. Так вот, где она была! В капюшоне! Лаванда кинулась догонять листочек и поймала его у самого края поля. «30 метров до Гремучей Ивы. Сядь на колени и закрой глаза. Если хочешь меня увидеть…» Лаванду бросило в жар.
Не раздумывая ни секунды, она побежала к выходу. Она старалась ступать по своим же собственным следам, но ее гольфы все равно промокли до самых коленок. Трибуны слились в единую зелено-желто-сине-красную полосу – так быстро она бежала. Ее сердечко билось отчаянно громко, но не от бега, а от предвкушения любви.
- Кто ты, таинственный поклонник? Раскрой себя… - исступленно шептала Лаванда, стоя на коленях лицом к Гремучей иве. Она закрыла лицо ладонями и не видела ничего, кроме высоких светлых звезд. – Приходи скорее… Я хочу тебя видеть… И мне совсем-совсем не страшно…
Ее плечики задрожали. Она дышала глубоко, наслаждаясь запахом трав, земли, цветов, и когда вдохнула в очередной раз, ее ладони накрыли сверху другие – мягкие и теплые…
- Тссс… Я не причиню тебе вреда, - прошептали на ухо, и по ее спине пробежали мурашки. Незнакомец пах чем-то сладким и ярким, любимым и загадочным.
Лаванде на глаза надели черную повязку, и она уже не могла видеть звезд. Ее взяли за руку и увлекли за собой, нашептывая что-то нежное и успокаивающее.
Они брели по узкой лесной тропинке в неизвестное далеко. Под ногами хрустели ветки, но о корягах и кореньях ее предупреждал тихий волнующий шепот. Идущий впереди придерживал за собой все веточки и листья, чтобы они не коснулись ее лица, и до нее долетали лишь студеные капли росы. Лаванда облизывала губы и покорно шла дальше, опираясь на руку свого попутчика. Лес жил и пел: скрипели вековые стволы, заунывно куковала кукушка, шуршали мыши. Ее окутывал воздух, холодный, насыщенный, тяжелый, с ароматом еловой смолы и влаги. Она прижимала к себе цветок, чтобы его не задела какая-нибудь упругая ветка, ведь он был очень хрупким. Поначалу Лаванде было не по себе: ей слышались то своенравные кентавры, то липкие пауки, а то и кровожадные драконы – но ее руку ни разу не отпускали, и постепенно она доверилась.
- Недолго осталось… Потерпи… - шептали ей. – Сейчас ты увидишь, как здесь хорошо.
Лаванда крепко держалась за своего проводника, угадывая малейшие напряжения мышц, шагая след в след и даже дыша ему в ритм. Ей хотелось быть ближе. Ей хотелось, чтобы он понес ее на руках - у нее ведь промокли ноги, а им приходилось пробираться по топкому мху и траве – но от смущения она не решалась заговорить. Она перебрала в уме все возможные кандидатуры, включая молоденького препода по маггловедению, но ни у кого из них не было таких мягких ладоней и такого сладкого запаха.
- Тссс… моя девочка… Мы почти пришли. Держись за меня. Доверься…
Когда они остановились, Лаванда ощутила легкое жжение в груди – чувство неизвестности, опасной, острой, манящей. Незнакомец ловко снял с нее повязку – вместе с заколкой, и ее волосы рассыпались по плечам золотистым ручьем, словно колосья свежеубранной пшеницы. Ресницы Лаванды слиплись, и она несколько раз поморгала, чтобы увидеть что-то четко. Она стояла на малюсенькой полянке, заросшей высокой травой, кое-где – осокой, а по краям – Иван-чаем и папоротниками, прячущимися под могучими кронами. Было светло от полной луны и крупных звезд, переливающихся, будто драгоценные камни, в лунном свете. Лаванда с замиранием сердца обернулась и от неожиданности отпрянула. Перед ней стояла Парвати – ее любимая, родная Парвати. Она печально улыбалась и протягивала к ней руки. На ней было медово-лимонное сари из тонкого материала с лиственным узором, а обычно распущенные тяжелые черные волосы она заплела в косы и по-детски, корзиночкой, собрала на затылке.
- Иди сюда, - прошептала Парвати идеально накрашенными ярко-красными губами. В ее глазах отражалось сто тысяч лун, а тело манило к себе теплом и негой.
- Парвати, дорогая… - произнесла Лаванда тихим охрипшим голосом и бросилась к ней в объятия.
- Это ты? Как же я могла не узнать тебя? Я виновата. Извини меня, - лепетала она, прижимаясь к любимой подруге, а Парвати отвечала что-то, такое же глупое, понятное ей одной и теплое.
Когда поток нежностей и взаимных извинений иссяк, Парвати опять взяла Лаванду за руку – и та уже по-другому ощутила ее ладонь, будто все линии и изгибы навсегда впечатались в ее память – и потащила ее к краю опушки.
- Пойдем, пойдем скорее за мной… Сейчас…
Лаванда прыгала по высокой траве и смеялась. Под толстым, в несколько охватов, старым буком Парвати разворошила цветущий мох и засунула туда руку. Лаванда наклонилась, подобрав полы своей мантии, и заглянула из-за ее плеча. Внутри было дупло, и не маленькое. Парвати вытащила оттуда… метлу. Метлу с гладкой отполированной ручкой и немного растрепанным, но гибким помелом.
- Держи. Это тебе, - распорядилась Парвати и вновь засунула руку в темноту дупла.
- Мне? – Лаванда с удивлением рассматривала метлу. Нет, она ничего не имела против, но прежние подарки были куда приятнее, а на этой метле уже не раз катались. Она оседлала ее ради шутки и закружилась вокруг дерева.
Спуститься ее заставило нечто переливающееся и текучее в руках Парвати.
- Что это?
Она протянула руку и коснулась тоненькой ниточки, покрытой гранатово-красными бусинами, мерцающими в темноте.
- Это? – Парвати отряхнула руки от листвы и моха. – Это Качели Доверия!
- Что? – переспросила Лаванда удивленно, пропуская нитку сквозь пальцы.
- Качели Доверия. Все очень просто. Смотри: мы привязываем эти бусы к метле, кто-то из нас взлетает, а другой садится на них и качается в свое удовольствие.
- Парвати, но они же порвутся!
- В том-то и дело, что нет, - рассмеялась Парвати. – Если ты действительно доверяешь тому, кто тебя катает, то бусы остаются целыми и невредимыми. Но если у тебя проскальзывает хоть малейшая тень сомнения, то они тут же рвутся и ты падаешь вниз. Понятно? – она нажала на кончик носика Лаванды, будто это был звонок, и выпалила: - Чур я первая!
- Первая катаешься? Хорошо… - без промедления ответила Лаванда, все еще вне себя от удивления. – Привязывай, что ли…
На концах бус оказались очень удобные застежки, и Парвати, повозившись немного, прочно закрепила их на метле.
- Ну что, Лаванда, взлетай! – Ее глаза светились радостью.
Лаванда разбежалась и поднялась на пару метров над землей, чтобы Парвати могла сесть на качели, но лететь медлила.
- Что же ты, Лаванда?
Парвати нетерпеливо качала ногами, задевая туфельками самые кончики травы.
У Лаванды пересохло в горле.
- Ты уверена? – спросила она испуганно. – Это опасно…
- Опасно? Ну что ты! Не капли! – Парвати на мгновение разжала руку и послала Лаванде воздушный поцелуй. – Я абсолютно, абсолютно в тебе уверена. Я знаю, что ты всегда будешь со мной. Я готова лететь с тобой хоть на край света.
Лаванда следила за плавными движениями идеальных красных губ и верила, и любила, и была пьяна, как от вина, нет – от страсти. Она бросила еще один взгляд вниз, всмотрелась в горящие лихорадочным блеском глаза и набрала высоту. В ушах засвистел ветер, стало гораздо холоднее и трудно дышать. Она смотрела вперед себя, как их учила Хуч, чтобы не дай Бог, не потерять равновесие или не зацепить дерево. Внизу мелькали темные поляны и чащи, острые верхушки деревьев и блики от озера, которое виднелось вдалеке, справа. На небе звезды слились в одну широкую млечную реку, а луна превратилась в парусник, качающийся на горизонте, - в далекую и недостижимую цель. Лаванда на всей скорости летела на Луну и смотрела только вперед. Метла была необычно тяжела. И вдруг Лаванде в голову пришла мысль, от которой она чуть было не разжала руки, – Парвати ничего не сказала о том, должен ли ведущий полностью доверять ведомому. А что если чувство должно быть двусторонним? Она испугалась своей мысли и на всякий случай стала приговаривать про себя: «Я с тобой Парвати. Я не подведу. Я тебе верю. Я тебя люблю. Все будет хорошо. Мы долетим». В голову лезли нехорошие мысли, но она гнала их прочь и летела в ночи, среди звезд, как влюбленная птица, как добрая фея на сахарных крыльях, как опасная ведьма с роковым взглядом.
Потом они сидели на своей прежней уютной полянке – Лаванда не без труда нашла ее – и жевали припасенных Парвати шоколадных лягушек и лакричные палочки. Парвати смеялась без перерыва и рассказывала, как чуть не врезалась в большую голубую елку на краю оврага, а у Лаванды дрожали руки – во время полета она слишком крепко сжимала древко. Перекусив, Парвати поднялась и потянула Лаванду за собой.
- Теперь моя очередь, да? – спросила та враз осипшим голосом.
- Почему твоя? Лаванда, здесь каждый решает сам. Сейчас мы можем пойти домой – я отведу тебя, а завтра на волшебных животных сбегаем за метлой. – Парвати ободряюще улыбнулась. – Ну что, пошли?
Лаванда сделала несколько шагов, но потом решительно остановилась.
- Подожди, - Она сбилась на шепот. – Подожди… Я тоже хочу…
- Лаванда, я тебя не заставляю… - Парвати обняла ее и прижала к себе. – Ты так разволновалась. Это может быть опасно… Давай в другой раз… Я боюсь за тебя…
Она осыпала ее мириадой поцелуев.
- Нет! – Лаванда отвела ее руки в стороны. – Я хочу сейчас. Я тебе доверяю. Я не боюсь.
Она достала из-за пазухи свою красную герберу и вставила стебелек Парвати за ухо.
- Какая же ты у меня красавица! – прошептала она. – Я хочу улететь с тобой на край света. Но мой цветок такой хрупкий. Ты ведь позаботишься о нем, правда?
Она сидела на тонких мерцающих бусах и болтала ногами. Держаться было совсем не трудно, а нитка была будто специально предназначена для того, чтобы на ней сидели юные гриффиндорские ведьмы. Иногда Лаванда смотрела вниз, на темный-темный густой Запретный лес, но от этого у нее кружилась голова, поэтому она все больше слушала ветер и любовалась луной. Ее промокшие ноги совсем замерзли, и она подтянула к себе колени, кутаясь в теплую мантию. Она ничего не могла сказать Парвати – та бы не услышала – но ей и не нужно было. Все мысли разом покинули ее голову, а в ушах звучали лишь строчки из Мелиссы Стоун:
Ты мне подаришь красную герберу
И улыбнешься скромно, будто в первый.
Ты обожаешь чувств слепую веру.
Но я стесняюсь! Я пойду, наверно.
Ты перехватишь тонкое запястье,
Прижмешь к себе и поцелуешь в руку.
Я промолчу, отвечу на объятие
И вставлю стебелек тебе за ухо.
Едва коснешься ты изгиба локтя,
Как я отпряну, словно от пожара.
Ты захохочешь с видом недовольным.
Но знаю я: ты неге моей рада.
И где-то далеко, в другой Вселенной,
Где накаленная до бури атмосфера,
Моя любовь раскроется, наверно,
Как утром в вазе красная гербера.