Где-то между будущим и прошлым

aguamarina

В марте совы от Гарри начинают прилетать непозволительно – просто неприлично - часто.
- Мартовский кот, - говорит Драко, намекая на зеленые глаза Поттера. Впрочем, далеко не только на глаза.
- Ну, как ты? – спрашивает Гарри, набравшись смелости.
- Формулируй четче, Поттер, - доносится в ответ. – «Как я» что?
- Как ты… без Панси?
- Нормально, - говорит лежащий рядом Малфой. Гарри старается представить себе это «нормально». Как может быть «нормально» после расставания с человеком, с которым прожил почти двадцать лет?
- Хоть раз объясни по-человечески, Драко, - просит он слегка раздраженно.
Малфой поворачивает голову, и его глаза оказываются близко-близко: серые и непонятные.
- А знаешь, Поттер, - говорит он. – Совсем неплохо.
***
«Спроси меня, - думает Драко. – Спроси меня, Поттер, и я, возможно, отвечу. Ты ведь хочешь знать, я же вижу. Спроси меня».
«Интересно, почему он развелся?» - думает Гарри, глядя в потолок. У него есть несколько версий, но он не знает, какая из них правильная, да и есть ли она вообще. Черт его знает, этого Малфоя. Гарри его и на седьмом-то курсе не очень понимал, а теперь, через двадцать лет…
Драко смотрит в тот же грязно-белый, с чуть заметными нитями паутины в углу потолок и думает, что ему это все надоело. В Выручай-комнате и то было лучше. Но эта квартира… Сколько можно встречаться в этом кошмаре, урывая по часу, по сорок минут, по полчаса от дел и обязанностей? Он вспоминает высокие потолки и дремотно-солнечные спальни Малфой-мэнора…
«Спроси меня, - думает Драко, - как когда-то – год назад – спросил я. Спроси, зачем мы встречаемся. Может быть, на этот раз мы найдем ответ. Он ведь должен быть».
«Почему он развелся? - думает Гарри. – Из-за меня или нет?».
***
В следующий раз он ни с того ни с сего спрашивает об этом. Драко молчит. Как надоело это вечное молчание.
- У тебя ничего нельзя спросить, - с досадой говорит Гарри. Драко встает с кровати и одевается с помощью заклинания - не как обычно. Палочка едва ли не свистит при движении. Похоже, он разозлился.
- Ты что, обиделся? – спрашивает Гарри.
Драко поворачивается. Нет, он не обиделся. Он, кажется, в бешенстве. Он даже слов не может подобрать.
- Чтобы я… еще раз… - он аппарирует, не договорив. Гарри хочет пожать плечами, но не может. Он сидит на незастланной кровати, еще хранящей их общий запах, и понимает, что что-то пошло не так.
***
Сова улетает и возвращается без письма, а Малфой не приходит. И вторая возвращается, и третья, и… Малфой забирает письма, но не приходит. Во что он играет? Чего он ждет? Когда Гарри уйдет из семьи? Мог бы и сказать об этом. Тем более что для Гарри это не так-то просто. Уйти? Как, куда, зачем? Может, он просто надоел Малфою, а теперь вдруг объявится на пороге Малфой-мэнора. Смешно будет. А может, Малфой просто использовал его как повод для давно запланированного развода? Джинни смотрит на мужа еще более подозрительно, чем прежде, когда он исчезал на пару часов – а потом появлялся совсем чужим. Без запаха незнакомых духов, без засосов на шее, без блеска в глазах, свойственного счастливой влюбленности, - просто чужим. Теперь он не уходит – но он все равно не здесь, не дома, Джинни чувствует это. Как бы она хотела знать, о чем он думает…
Садясь на диван, Гарри слышит под собой слабый писк. Так и есть – он сел на экземпляр из «зверинца» Лили. Плюшевые зверушки почти как живые – ходят, едят, издают звуки. Вот и он сам… примерно так же, думает Гарри. Он оглядывается, будто впервые видит дом, в котором прожил двадцать лет. Окружающее мало чем напоминает прежний особняк Блэков – все стало неуловимо похожим на Нору: здесь теперь уютно, как в большом гнезде; все так по-домашнему; вокруг множество милых мелочей. Под потолком висит первая метла Джимми – сломанная, естественно. На стенах – рисунки Альбуса. Наверное, Джинни помнит историю появления каждого… Наверное, Гарри плохой отец… Но он постарается быть лучше; что ему еще остается?
Больше никаких сов. Март подходит к концу.
***
- Гарри, ты одеваешься?
- Да, конечно, - кричит Гарри из спальни. Прием у Министра – надо быть. Дети отправлены к бабушке, Джинни посетила салон мадам Малкин, вернулась оживленной и хорошенькой.
Они отправляются каминной сетью, и Гарри жаль, что нет повода выйти на улицу и увидеть небо.
Слава Мерлину, приемный зал особняка Министра имеет огромный балкон. Но добраться до него не просто. Чету Поттеров окружают друзья, знакомые, коллеги. Теперь это уже не тот ажиотаж, который сопровождал победителя Волдеморта в первые послевоенные годы. Это давние связи, спокойная прочная дружба, общение, не требующее срочных вызовов. Не сказанное сегодня можно спокойно досказать завтра – ничего не изменится. Гарри улыбается, улыбается искренне, от души, ему так хорошо здесь, он – часть этого мира.
Все еще улыбаясь, он выходит на балкон – к весне. Прохладно. Пахнет свежестью, небом пахнет. Хорошо. Солнце слепит глаза.
- Привет.
Ослепленные солнцем глаза не сразу видят говорящего. Да это и ни к чему, и так все ясно. Малфой.
- Привет, - Гарри протягивает руку, Малфой пожимает ее. Они опираются о перила, как два малознакомых человека, которым не о чем говорить друг с другом, глядя на бегущие внизу машины. «И что теперь делать? – думает Гарри. – Молчать? Сделать вид, что ничего не было? Потребовать объяснений? Да пропади оно все пропадом». Ему не хочется объяснений, не хочется разговоров, ему хочется стоять вот так, чувствуя спиной теплые лучи солнца, и бездумно смотреть на разноцветные машины, едущие из ниоткуда в никуда. Но – чувствует он – такое поведение становится уже неприличным.
- Я пойду к Джинни, - говорит он, машинально ища взгляд Драко – зачем-то.
- Иди, - бросает Драко, не оборачиваясь. Злится. За что?
Гарри уходит, находит Джинни и окунается в атмосферу приема, как в теплое море, - с головой. О Малфое он вспоминает перед уходом. «Надо попрощаться», - думает он, выглядывая светловолосую голову. В зале Драко нет. Он опять на балконе.
- Э-э… Драко?
- Да, Поттер, - оборачивается, в лице холодная вежливость. Может, между ними и вправду ничего не было? Может быть, у Гарри просто что-то с головой? Было бы неплохо…
- Мы уходим, Малфой. Вот подошел попрощаться.
- Тебе не страшно жить весной, Поттер? – спрашивает Драко, с интересом разглядывая собственный безупречный маникюр.
- Ты о чем?- настораживается Гарри.
- Тебе не страшно, что все проходит мимо? – Драко поднимает голову и смотрит Гарри в глаза. Потом он его целует. По-настоящему, как в той авроратской квартире. Получается очень неожиданно.
***
- Да смотри же, смотри!
- Куда? – не понимает Ханна Лонгботтом.
- Туда, - ладони Падмы Финниган обхватывают голову непонятливой подруги и насильственно разворачивают в нужном направлении. – Там, у балюстрады, - видишь?
Ханна сначала ничего не понимает – мужчины… дерутся? Нет… нет, они, кажется… они что, целуются? Затем один из них выпускает другого из объятий и аппарирует. Хлопок аппарации не слышен из-за щелканья колдокамер журналистов – и не только их. Некоторые из гостей тоже сообразили, что подобный кадр не помешает иметь в личном альбоме. Оставшийся на террасе мужчина не двигается и выглядит совершенно ошеломленным. «Это же Гарри», - думает Ханна и с большим запозданием до нее доходит, что второй, светловолосый, был…
***
Драко наконец оставляет его в покое, отстраняется, кривит губы и хулигански подмигивает перед тем, как исчезнуть. Точно так же он ухмылялся в Хогвартсе; только тогда он не подмигивал. И не целовал его. По крайней мере, не на виду у всех. «Он сошел с ума, твою мать, - думает Гарри, - он сошел с ума». И еще он понимает, что самое лучшее сейчас – аппарировать, не сходя с места, как Драко, потому что идти через весь зал к Джинни – выше его сил. Но Гарри медлит, потому что такое поведение выглядит трусостью, и аппарирует только после того, как видит, что Джинни уже сделала это. Но дома ее не оказывается.
***
Джинни направилась в Нору, понимает Гарри. А дети уже были там. Они сами отправили их туда – до вечера. Ни аппарировать, ни попасть в дом Уизли через камин у Гарри не получается – все пути заблокированы. Гарри и забыл, какой решительной может быть Джинни… А ведь она – квиддичный игрок, целеустремленности и умения мгновенно оценить ситуацию ей не занимать. Что остается? Ждать. И Гарри ждет. Проходит десять минут, двадцать, двадцать пять. Гарри понимает, что ждать он не умеет. А еще – что в доме нечем дышать. Он выходит на улицу и, остановившись на ступеньках, смотрит в небо. В вышине ветер рвет в клочья невесть откуда взявшиеся комковатые серые облака, расчищая мартовскую голубизну. В душе поднимается нечто пьяняще головокружительное. Хочется туда, в синеву… Гарри почти бегом возвращается в дом, берет свою старую «Молнию» и, наплевав на все правила секретности, прямо из окна поднимается к небу. Как будто и не его это только что бросила жена. Он поступает очень неправильно. Ужасно. Непростительно. Но небо прощает ему многое… Небо – за него. Оно любит своего квиддичного ловца.
***
Утро. Гарри просыпается от какого-то шума. Он заснул на диване, в одежде. Он не помнит, как это получилось, помнит только, как летал, пока солнце не начало опускаться и в вышине не стало холодать. Он успевает сесть, рывком надевая на нос очки, и в дверях появляется Джинни – в строгом костюме, который она надевает очень редко, с гладко причесанными волосами, с холодным выражением лица, напоминая Гарри этим вчерашнего Малфоя, - до… происшествия.
- Джинни… - неуверенно говорит он.
- Да, Гарри, - она проходит в гостиную, садится в кресло напротив – на краешек, держа спину прямой, и, вопросительно склонив голову, смотрит на него. Гарри растерян… он вдруг понимает, что Джинни ждет каких-то слов от него. Попытки все склеить? Обещания оставаться детям отцом? Объяснений? Гарри ничего не успел обдумать, он не знает, что говорить.
Яркое солнце бросает на пол желтые лучи. Гарри переводит взгляд за окно. Голубое небо чисто, как в первый день творения; солнце и капель сходят с ума, всеми силами обещая какое-то невероятное счастье. Только руку протяни…
- Джинни, я… - говорит Гарри, уставившись в пол, и надолго замолкает. Джинни ждет… но ждать без конца невозможно.
- Мы больше не семья, да, Гарри? – произносит она негромко, но твердо. Гарри едва заметно кивает. Наверное, не семья…
- Тогда я обращусь к поверенному, - говорит Джинни. Она даже не злится. Может быть, она тоже чувствует облегчение?
- Да, конечно, - отвечает Гарри, подняв голову и взглянув наконец в глаза жене. У Джинни вдруг замирает сердце. Гарри даже не догадывается, думает она, даже не догадывается, как он красив сейчас. Как всегда, когда принимает наконец трудное решение. Ее Гарри. Отныне, впрочем, уже не ее. Малфой; Мерлин побери, Малфой. Кто бы мог подумать… А она-то всегда считала, что слухи, ходившие о них на старших курсах, нелепы… Уже завтра… нет, уже сегодня – газеты, колдографии, репортеры… О чем он думал, как теперь будут жить его дети, его семья? Как он мог? Усилием воли Джинни сдерживает ярость. Потом. У нее еще будет возможность сказать все ему в лицо – когда он сможет понять, осознать ее слова. Но как ты мог, Гарри Поттер, как ты мог?
- Как ты мог? – не сдержавшись, бросает она перед самым хлопком аппарации.
***
Гарри смотрит на гостиную и понимает, что в ближайшие недели – а то и месяцы – здесь не появятся ни Джеймс, ни Альбус, ни Лили. А остальные? Друзья-коллеги-знакомые? Интересно, сколько из них перестанет с ним общаться? А Рон и Гермиона – что скажут они? С каждым новым именем, всплывающим в голове, Гарри погружается все глубже и глубже в мутно-серую бездну тупого ужаса, будто эти имена – камни, навешиваемые на шею. Джинни ушла. «А Малфой?» - думает Гарри и только теперь вдруг понимает, что не будь этого дурацкого поцелуя, ничего бы не случилось. Он ложится на диван, ненавидя Малфоя, и полдня проводит в странной дремоте, и встает, когда солнце за окном начинает клониться к закату, чтобы сварить кофе, все так же ненавидя Малфоя. И только в кухне, роняя на пол чашку свежесваренного кофе и обжигая ногу, он понимает, почему Драко развелся, чего ему это стоило и в каком состоянии он жил весь прошедший месяц, ожидая, пока Гарри на что-нибудь решится. И все, на что хватило Поттера, - спросить о причине развода. Гарри думает, что над этим можно было бы посмеяться, если бы не саднила обваренная ступня. Он произносит заклинание, боль пропадает, но смеяться над собой все равно не получается. «Интересно, - думает Гарри, - он меня бросил? Они оба меня бросили? Похоже, они все меня бросили…». Думать так глупо, но приятно. Гарри варит свежий кофе и жалеет себя, брошенного.
***
Кофе выпит, а Гарри по-прежнему сидит за столом, глядя на пустую поверхность с едва заметным налетом пыли. А ведь Джинни нет всего один день…
Из холла доносится легкий хлопок. Кто-то аппарировал. У Гарри гости. Сердце начинает стучать как ненормальное, но он по-прежнему сидит неподвижно, глядя в полированную поверхность, будто надеясь высмотреть там что-то интересное. Тишина в доме такая, что ясно слышно, как беспрестанно и звонко поет за окном капель. Надо встать, выйти. Но он не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, не может даже повернуть голову. Потому что малейшее движение способно все испортить, разрушить иллюзию, исказить реальность. На самом деле это может быть кто угодно. Это может быть Джинни, вернувшаяся за какими-нибудь вещами. Это может быть злой до чертиков Рон. Или Молли. Это может быть Гермиона с вечным вопросом в глазах: «Как ты, Гарри?». Это может быть кто угодно из его друзей или даже репортер, неизвестно как получивший ключ от антиаппарационного барьера. Это может быть кто угодно. Гарри думает, что это может быть и Драко. Шансов крайне мало, но…
Позади него с легким шумом открывается дверь. Вот сейчас он обернется и увидит серые глаза с ускользающим от понимания выражением. Тонкие губы, скорее всего, привычно кривящие уголок. Зачесанные назад светлые волосы. Руку с аккуратным маникюром, лежащую на ручке двери. Он увидит все это сразу, охватит одним взглядом и, может быть, тогда что-нибудь поймет.
Вот сейчас, сейчас он обернется… сейчас…

T H E E N D