Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно...

aguamarina

Драко просыпается мгновенно, несмотря на то, что лег только в третьем часу ночи, а потом просыпался около пяти и около семи. Сейчас половина девятого, и его снова разбудил какой-то тихий звук из числа тех, на которые четко реагирует его постоянно настороженное, живущее в напряженном ожидании подсознание. Когда зимнее солнце опускается за горизонт, Драко начинает ходить по бесконечным анфиладам Малфой-мэнора, не в силах оставаться на месте, не в состоянии сосредоточиться хотя бы на одном деле. Он переплетает тонкие пальцы так, что потом болят мышцы ладоней, пробует напевать, пробует выпить чаю, но домовик приносит такую обжигающую и безвкусную бурду, что Драко выплескивает ее прямо на эльфа, с безразличным интересом наблюдая, как тот морщится от попавших на кожу горячих капель. И снова ходит по безмолвным, темным комнатам, освещенным только светом звезд, останавливаясь у окон, вглядываясь в мягкую, бархатную тьму январской ночи, подсвеченную голубоватым сиянием снега. Просыпаясь ночью, он не встает с кровати, чтобы не вызывать лишних вопросов у Панси, но, лежа, до звона в ушах вслушивается в звуки дома, пытаясь уловить далеко наверху, в совятне, хлопанье крыльев только что прилетевшей совы. Домовик не принесет письмо раньше утреннего чая, таков порядок, но Драко необходимо знать, что сова прилетела.
В своих вечерних блужданиях по дому он, не задумываясь, обходит стороной малую гостиную, где проводят вечера родители. Старшие и младшие Малфои в прекрасных отношениях, но в их доме всегда уважают право на личную жизнь, и никому не придет в голову лезть в душу друг другу. Ну разве что Панси… При всей ее выдержке она обижается на него, ревнует и подозревает, что он завел любовницу. Обычные чувства нормальной женщины, находящейся в браке. Вот только Панси не права. Он не завел любовницу… Просто примерно раз в месяц его охватывает странное состояние ожидания, не позволяющее ни есть, ни спать нормально, делающее и без того холодные руки ледяными, заставляющее безостановочно бродить по дому, ни в чем не находя успокоения… пока не прилетит сова.
Панси была хорошей женой, и Драко никогда не жалел о своем браке. Она была умной, милой, деловитой и вполне достойной имени хозяйки Малфой-мэнора. У них был прекрасный сын, учившийся сейчас на втором курсе Хогвартса. Когда они провожали его в школу в прошлом году, на платформе 9 ¾ Драко впервые после долгого перерыва увидел Поттера.
Увидел и неожиданно удивился, потому что, оказывается, никогда не задумывался о том, куда деваются герои после того, как совершат положенные подвиги. Оказывается, они, как все обычные люди, женятся, заводят детей и провожают их в Хогвартс. В этот момент Поттер взглянул на него, быстро и внимательно. Драко коротко кивнул и отвернулся.
В тот вечер прилетела первая сова…
***
Почему он тогда пошел? Маленькая маггловская квартира, выглядевшая совершенно нежилой (потом выяснилось, что так оно и было – ее использовали для нужд аврората), на маленьком столике – бутылка огневиски и два стакана, в кресле – Поттер, давно уже не тот шестнадцатилетний мальчишка, что когда-то, сверкая глазами, запустил в него «Сектумсемпрой». Возмужал, повзрослел, остепенился. Привлекательный, подтянутый мужчина. Самый обычный, рядовой. И ни следа зеленоглазой юности. Драко машинально коснулся рукой собственных зачесанных назад волос. С годами он становился все больше похож на Люциуса, хотя знал, что в нем есть и мамины (блэковские, Мерлин их подери) черты.
- Привет! – сказал Поттер. – Как жизнь?
- Хорошо, - дернул уголком губ Малфой, не то усмехнувшись, не то по привычке.
- Садись, - махнул головой Поттер, указывая на соседнее кресло. – Будешь? – в сторону бутылки.
- Да, - опускаясь в кресло.
Выпили. Еще раз выпили. Огневиски обжигало горло, казалось излишне холодным, колючим, тошнотворным, но необходимым. Они перебрасывались какими-то незначительными словами. Малфой не понимал, зачем пришел, и не собирался уходить.
- Еще? – спросил Гарри, протягивая руку за его стаканом. Драко кивнул и подал стакан. Пальцы Поттера попали прямо на его, оказывается, совершенно заледеневшую руку и оказались неимоверно горячими. Они держали стакан вдвоем, но все-таки уронили. Кажется, он не успел еще достичь пола, как они уже целовались. Потом раздевались – торопливо, будто боясь непредвиденной помехи. Потом трахались, как оголодавшие любовники после трехмесячной разлуки. «А ведь прошло двадцать лет», - отстраненно подумал Драко, одеваясь. Оказывается, ничего не забылось. В голове кружилось и звенело, и была странная пустота. И еще – мысли о том, как скрыть их встречи от Панси. Почему-то он сразу был уверен, что это будут именно встречи. Во множественном числе.
Впрочем, не столь уж и множественном. Сова с запиской от Поттера – лаконичным деловым посланием в стиле «Сэр, удобно ли будет Вам встретиться со мной сегодня в семь тридцать?» - прилетала не чаще раза в месяц. Надо отдать ей должное – и не реже. Иногда это были двадцать пять дней. Иногда – тридцать. Однажды – тридцать восемь. Драко не считал специально, но всегда знал, сколько именно прошло времени с их последней встречи. Мог перечислить даты. Мог вспомнить каждое свидание в подробностях, кроме, возможно, первого. Просто у него была хорошая память. Он пользовался думоотводом крайне редко, и никогда – если воспоминания касались Поттера. Слишком ненадежно. Драко не хотелось бы, чтобы кто-нибудь когда-нибудь увидел эти эпизоды. Во-первых, он изменял жене, во-вторых, изменял ей с мужчиной, в-третьих, даже без учета первых двух пунктов, это было слишком… экстремально. Двое взрослых мужчин, у каждого из которых - нормальная, счастливая семья. Поттер дорожил своей ничуть не меньше, чем Драко. Зачем они встречались?
«Почему нет?» - думал Драко, пожимая плечами. Этим они никому не делают ничего плохого. Это можно прекратить в любой момент. Но капелька разнообразия в жизни не помешает. Возможно, он был неправ, потому что Панси подозрительно прищуривала глаза, видя, как на исходе очередного месяца он начинает бродить по комнатам, не находя себе места, словно одержимый. «Я как оборотень, зависящий от ежемесячного цикла луны», - подумал он о себе однажды. В тот раз, когда совы не было и на тридцать седьмой день, и он перестал создавать даже видимость благополучия, глядя на всех измученными глазами, мама предложила вызвать колдомедика, а Панси, проведя рукой по его щеке, тихонько сказала: «Бедный». Драко не смог даже независимо вскинуть голову, молчаливо согласившись с ней.
Он не знал, что говорит Гарри своей Джинни, что та думает о его отлучках, задает ли неприятные вопросы. Встречаясь, они с Поттером мало о чем говорили, и уж тем более – не о семьях. Не о себе. Не о прошлом. Не о будущем, естественно. У них было много тем, на которые они не могли разговаривать. Зачем они встречались?
Однажды после их свидания Драко не отправился домой. Он аппарировал в ночной VIP-клуб и напился так, как редко позволял себе. Мрачный, раздраженный и пошатывающийся, он вернулся домой около трех ночи и рухнул на кровать прямо в мантии. На следующий вечер Панси устроила ему цивилизованный – аргументированный и вежливый – скандал, требуя, как она выразилась, «если не верности, то соблюдения приличий». «Хорошо», - сказал Драко, не глядя на нее. «Пообещай», - жестко потребовала Панси. Драко взглянул на нее. «Обещаю», - сказал он, и Панси замолчала. Она знала, что обещаниям Драко можно верить, и знала, что не добьется большего. Драко же думал о том, что, несмотря на выпитое, он помнит вчерашний вечер до мелочей. Его пугала собственная память. Она оказалась не только хорошей, но и непредсказуемой. Однажды ему приснился сон об их первой встрече после каникул, в начале седьмого курса. Драко проснулся с сердцем, бьющимся часто и бешено, как и в том давно ушедшем сентябре. Панси тоже проснулась. «Давай уедем из Англии», - сказал ей Драко, глядя в потолок. Панси задумалась, и Драко вдруг показалось, что ее ответ окажется способен разрешить и распутать все противоречия. Он затаил дыхание со странной надеждой. Но Панси сказала: «Нет». У них были поместья, наследниками которых они были, и родители, и ребенок. У них был долг, и Драко это знал. Ведь у слизеринцев тоже есть долг, просто у гриффиндорцев это долг перед всем миром, а у слизеринцев – только перед своей семьей. Мало кто понимает, что это ничуть не проще. «Нет, мы не можем, Драко», - сказала Панси и, наверное, не раз потом пожалела об этом, потому что они могли бы жить во Франции или Италии и быть счастливы. Впрочем, совы находят адресата повсюду, и аппарацию еще никто не отменял, так что Панси, наверное, была права, решив остаться в Англии.
Когда Малфои нечаянно столкнулись нос к носу с Поттерами в Косой аллее во время рождественских каникул, они вынуждены были раскланяться и завести светскую беседу, полную ехидных шпилек со стороны Джинни и Панси – женщины не выносили друг друга. «Пап, можно, мы с Северусом посмотрим метлы?» - дернул Драко за рукав сын. «Конечно», - кивнул Драко. Сын упорно называл младшего Поттера Северусом. Мальчишки целеустремленно зашагали по улице. В отличие от родителей, они дружили. Драко хмыкнул. «Дети дружат, жены конфликтуют, отцы трахаются», - подумал он. В это время Гарри окликнул сына: «Альбус! Только недолго!». «Хорошо, пап!» - ответил, полуобернувшись, младший Поттер. Его юный, летящий профиль напоминал отцовский как две капли воды. Драко почувствовал тупую боль в сердце. «Вот и к магам болезни начали подбираться раньше», - подумал он, потирая грудь и морщась. Он постарался больше не смотреть на младшего сына Гарри. И пообещал себе не приходить в нежилую маггловскую квартиру с бутылкой огневиски и двумя стаканами на маленьком столике. Но прилетела сова от Поттера, и Драко подумал, что «не пойти» ничем не отличается от «пойти».
- Зачем мы встречаемся? – единственный раз спросил он тогда. В лице Поттера что-то дрогнуло – смех, жалость, печаль, знание?
- Просто так, - сказал он.
***
Гарри не хотел встречаться с Малфоем слишком часто и тянул до последнего, прежде чем привязать к лапе совы записку со стандартным текстом. Он боялся быть навязчивым. Он хотел все прекратить. Однажды он тянул целых тридцать семь дней, и думал, что у него получилось все закончить, но на тридцать восьмой быстро поднялся в совятню и так же быстро, будто боясь передумать, отправил письмо. Не видя Малфоя три недели, на четвертую он становился нервным, дерганым, начинал злиться на близких и дергать по пустякам подчиненных. Начиналась кошмарная для всех пора, тянувшаяся иногда по полмесяца. И подчиненные, и Джинни были уверены, что у него кто-то есть. Джинни выходила из себя, колотила посуду и кричала, становясь некрасивой и старой. Гарри молчал, листая журнал и пережидая бурю. Он знал, что неправ. Джинни собиралась к маме, но не уходила, потому что ненавидела выносить свои проблемы на всеобщее обозрение. Утром она убирала осколки. Восстанавливать посуду было бесполезно, потому что осколки перемешивались. Однажды, будучи в хорошем настроении, Гарри купил ей новый сервиз. Джинни расплакалась и убежала в спальню.
Странно… Гарри почти забыл их встречи с Малфоем на шестом-седьмом курсе. Как будто это происходило с кем-то другим, а не с ними. Забыл не только детали – забыл чувства, ощущения, причину, по которой их тянуло друг к другу, забыл само это чувство притяжения, неизменно приводившее их в одни и те же места в одно и то же время. Никто тогда не знал об их связи, и теперь напоминать об этом было некому.
Если бы первого сентября он не увидел Малфоев на платформе 9 ¾… Они провожали в Хогвартс сына. Гарри не заметил ни Малфоя-младшего, ни Панси – он увидел только Драко, повзрослевшего, напоминавшего не столько Люциуса, сколько Нарциссу. Очевидно, тот почувствовал что-то и обернулся. Поймав его взгляд, Гарри коротко кивнул и отвернул голову, сглатывая неведомо откуда взявшийся в горле ком. Проводив детей, они с Джинни и Лили отправились в кафе, оттягивая возвращение в опустевший дом. Джинни что-то болтала, пытаясь скрыть за словами свое волнение и переживания от расставания с сыновьями, Лили мечтала о том, как сама поедет в Хогвартс. Гарри почти не слушал их – ему что-то мешало, что-то, нарушившее торжественность и приподнятость этого дня. Потом он понял, что это был Малфой. «Почему?» - подумал он. «Почему?» - думал он ночью, когда Джинни, вдоволь наволновавшись и перебрав все возможные опасности, поджидающие школьников в Хогвартсе, заснула. «Почему?» - думал он на следующий день, привычно распределяя задания между работниками своего отдела. «Нам нужно поговорить», - думал он, отправляя Малфою записку с приглашением на «авроратскую» квартиру, где им никто не мог помешать. «Это будет нелишним», - решал он, покупая по дороге бутылку огневиски и судорожно вспоминая, есть ли в квартире стаканы, как будто не смог бы их наколдовать. И только открыв дверь и мимоходом ужаснувшись вечно царившему здесь беспорядку, Гарри задался простым вопросом: а если Малфой не придет?
Потом он думал, что это были одни из самых ужасных минут в его жизни. Он сидел в кресле и ждал, даже не пытаясь объяснить себе, почему ему так важно поговорить с Малфоем. У него был десяток куда более важных и нужных дел, которыми он мог бы в этот момент заниматься. Но он сидел и ждал, и когда услышал шум открывающейся двери, не поверил своим ушам, потому что был уверен, что Малфой не придет, не меньше, чем в том, что он обязан придти. Он не знал, с чего начать, потому что слова внезапно кончились, а может быть, их и не было никогда.
- Привет! – сказал он и поразился обыденности своего голоса. – Как жизнь?
Малфой выглядел очень неуместно в этой комнате. Он всегда выглядел неуместно в его, поттеровской жизни, вдруг вспомнил Гарри. Но сейчас он был совсем другим. Как дом, в который возвращаешься через много лет. Как дерево, виденное в последний раз тоненьким прутиком. Как зеркало, из аксессуара юной кокетки ставшее семейной реликвией.
- Хорошо, - ответил Малфой, дернув уголком губ. Это было его, малфоевское, и Гарри вдруг вспомнил. Вспомнил Хогвартс, шестой курс, еженедельные встречи в Выручай-комнате, шестнадцать лет и радость открытия по-настоящему взрослого мира, которую не омрачала даже тень Волдеморта. Вспомнил и тут же подумал, как он мог не помнить об этом в течение стольких лет. Тогда все казалось сложным. Теперь все было сложным. Зачем он позвал Малфоя, зачем вспоминает дни, ушедшие навсегда, зачем ему это?
Выручили усвоенные шаблоны взрослой жизни. Полезная все-таки вещь. Раз гость пришел – пригласи сесть. Предложи выпить.
- Садись. Будешь?
Огневиски полилось в бокалы, ржавой проволокой прошлось по горлу. Еще по нескольку слов с той и с другой стороны, безжизненных и сухих, как прошлогодние листья. Интересно, Малфой думает о том, когда уже будет прилично встать и уйти? Глупости, Малфой о таком никогда не думает, он просто встает и уходит. Но почему он вообще пришел сюда? Что ему было нужно? Что тебе было нужно от него, Гарри Поттер, счастливый отец семейства?
- Еще?
Малфой протянул стакан, и Гарри нечаянно («Нечаянно?» - мелькнуло у него в голове) обхватил его руку пальцами. Кожа была просто ледяная. Гарри потянул руку к губам, чтобы согреть, и вдруг оказалось, что он тянет к губам самого Драко. Этого нового Драко, в котором так трудно было узнать прежнего, высокомерно уверенного в своей власти над миром. Все происходило не так, совсем не так, как должно было быть, но отказаться от этого уже не представлялось возможным. «Да и незачем», - думал Гарри, подчиняясь, как когда-то, уверенным рукам и губам. Он не замечал, что эти руки уже не настолько уверенны, а скорее опытны. Он старался многого не замечать, отчаянно ища среди запахов Драко – его незнакомой туалетной воды, лосьона после бритья, огневиски и мужской кожи – тот единственный, вдруг очнувшийся в памяти так ясно, как будто все было вчера. Это был запах юности, чей флакон уже опустел. И Гарри закрыл глаза, стараясь с помощью новых ощущений и старых воспоминаний отыскать дорогу назад.
***
И ему кажется, что это ему удается. Месяц за месяцем он посылает Драко сову и приходит в неуютную маггловскую квартиру, чтобы подтвердить себе: да, это оно, его ожившее прошлое. Ему приходится ждать, ждать долго, пока какой-нибудь мелкий жест, гримаса, словечко Драко не взламывают скорлупу лет, говоря ему: да, вы все те же, и ты, и Драко. Вы изменились внешне, но это ничего не значит, вы все те же Поттер и Малфой, враги и любовники, глупые мальчишки, по ошибке попавшие в этот странный взрослый мир, где для вас нет места, а вы делаете вид, что есть. Гарри с интересом смотрит на своих друзей, родственников, знакомых, которые обжились в этом мире так, будто жили в нем всегда. Он смотрит на Джинни и не узнает ее. Она притворяется или в ней действительно не осталось ничего от той девчонки, которая когда-то сумела вытащить его из глубочайшей постмалфоевской депрессии и убедить в собственной «нормальности»? У нее были потрясающая сила убеждения, непокорный оптимизм и такие же непокорные рыжие кудри. Теперь она носит короткую стрижку. Глаза ее устали от подозрений. Гарри думает, может ли ей придти в голову мысль насчет него и Малфоя, и решает, что не может. Слишком давно все было; слишком прочно забыто. Он ведь и сам не вспомнил бы ни о чем, если бы не тот взгляд на вокзале. Взгляд, всегда бывший для него вызовом. Вот и на сей раз он не смог не ответить на этот вызов из прошлого.
Когда под прошлое Рождество они встретились в Косой аллее, был ясный солнечный день. На лице Драко была заметна каждая морщинка – очевидно, они быстро появлялись на его тонкой коже. Он как будто остановился на полпути между собой и отцом – его осанка была прямой, но не величественной, выражение глаз – равнодушным, но не презрительным, складка губ – капризной, но не жесткой. Прошло уже три недели со времени их последней встречи, и Гарри подумал, что на этот раз, пожалуй, не стоит посылать сову.
В это время к Драко обратился сын. Гарри заметил, что и в этом Драко отличается от Люциуса – Скорпиус мог запросто дернуть отца за рукав и назвать «пап». «Пап, можно, мы с Северусом посмотрим метлы?». Драко улыбнулся, кивнул, что-то ответил. Гарри не слышал, что именно. Он смотрел на Скорпиуса как зачарованный. Он понял, что искал Драко не там. Прежний Малфой жил теперь в этом белобрысом, остролицем, шустром первокурснике. И именно воспоминание о нем заставило Гарри через неделю, полную сомнений, раздумий и самокопаний, отправить в поместье Малфоев очередную сову.
В тот раз Драко испугал его. После огневиски, после секса, после долгого молчания, переполненного невысказанными и ненужными словами, он вдруг спросил:
- Зачем мы встречаемся?
И Гарри испугался – потому что ответ на этот вопрос обладал разрушающей силой, что бы он ни сказал. Ему не были нужны эти встречи, но он уже не мог обойтись без них. Им ведь больше не было шестнадцати, когда самые страшные раны затягивались быстро и чисто и можно было гордиться шрамами. Он попытался выбрать самый щадящий вариант ответа.
- Просто так, - сказал Гарри и подумал: «Это уже конец?».

T H E E N D