Я любил его. Кто ещё мог говорить со мной? Лёжа во тьме подземелья, заключённый когда-то в Тайной Комнате моим теперь покойным другом, я спал, свернувшись в кольца, и ждал, что кто-нибудь откроет дверь и позволит мне выйти. Если бы кто-то пришёл раньше!.. Но кому я был нужен? Я мог внушать только ужас… среди многочисленных существ, которые бродили по коридорам, чей приглушённый топот долетал до моего обострившегося слуха, не было ни одного змееуста. Никто не мог поговорить со мной, скрасить моё одиночество…
Да, я верил. Я не мог не верить, что он что-нибудь придумает. Он бы никогда меня не бросил! Спускаясь в мои подземелья, шагая по покрытому неглубокими лужами полу, он звал меня, и я радостно бросался ему навстречу. Он целовал меня в нос, гладил по глазам, и я ворошил своим раздвоенным языком его тёмные кудри, заставляя их рассыпаться – ему так больше шло. А потом я сворачивался на полу, и он сидел на моей спине, как в кресле, поглаживал меня по лбу и мечтательно рассказывал о своих планах на будущее. Мы были счастливы вместе. Я любил его, а у него не было никого больше. Иногда я жалел, что родился не волшебником или он – не василиском. Мы могли бы быть вместе навсегда… Он рассказывал, что мечтает забрать меня с собой наверх, чтобы мы могли быть вместе. Лорд Волдеморт и его василиск – мы могли бы быть такой парой! Нас боялись бы все – а мы вместе были бы неуязвимы. Я готов был разить взглядом всех его врагов!
Но меня нашли и снова заточили. Я больше не мог с ним видеться. Только иногда он шептал мне через стены слова утешения – а я бился в каменную кладку, разбивая чешую на голове, в кровь сбивая нос и губы, колотясь всем телом о лабиринты и трубы в бешеном исступлении. Меня лишали моего единственного друга! Он уговаривал меня потерпеть. Он искал способ освободить меня. Однажды он пришёл и долго сидел на полу в коридоре, и молчал. А я за толстым слоем заколдованных камней лежал, вытянувшись на много метров, прижавшись головой к тому месту, за которым была его тонкая, такая хрупкая и удивительно тёплая спина, и плакал – про себя, потому что мои глаза могли нести только смерть…
"Я не смогу больше приходить к тебе. Я заканчиваю учёбу, понимаешь… я попробую напроситься на должность преподавателя Защиты – ты знаешь, я больше ничего не умею, – но я не уверен, что он меня возьмёт… не волнуйся, я обязательно что-нибудь придумаю!"
"Я люблю тебя, Том… я буду ждать…"
"Так жаль, что я не родился василиском… пусть бы нас заперли там вдвоём…" – вздохнул он, и его ладонь с тихим шорохом погладила холодные камни. А я тёрся о них с другой стороны, в исступлении жаждя поймать его руки, снова чувствовать их на своей голове!.. Что ж, молодые василиски тоже подвержены романтическим чувствам…
Он не пришёл. У него не получилось. Потом я узнал о его смерти из разговоров маленьких змеек, заползающих в мой подвал по трубам. Они рассказывали мне о мальчике, профессоре зельеделия – говорили, он был приспешником моего Тома, но не мог говорить на нашем языке, иначе я мог бы его порасспрашивать через стену. В конце концов, он тоже жил один в подвале и наверняка меня понимал… Но Том погиб, и никого мне не оставил. А я продолжал верить…
Когда маленькая кобра сказала мне, как глупо и страшно он погиб, я обратил в камни всю воду. Я шипел и бился о камни, надеясь разбиться до смерти. Змеи любят только раз, а василиски тем более… Но ни тогда, ни потом я не смог себя покалечить и тысячи раз проклял свою бронированную чешую…
Я верил не зря. Однажды вход открылся…
Я вырвался и помчался по трубам. Озлобленный, остервеневший в заточении, я носился внутри стен, извивался и шипел, как я всех ненавижу. Я хотел убивать. Я хотел отомстить за гибель моего Тома, я наконец вырвался на свободу. Я понял наконец, что такого он нашёл в этих крестражах. Они были вместилищами, тайниками его души, такой большой и прекрасной, что её нельзя было поместить в один сосуд…Он звал меня через глупую девчонку, и я по его приказу пугал – не убивал. Он хотел только паники. В его планы убийства как таковые не входили, они были ему не нужны.
Но на решающий бой он не позвал меня сразу. Конечно, он был пока лишь призраком, но мог стать материальным, и тогда… я снова обрёл бы его, надеюсь, навсегда. Я умолял его позволить мне убить мальчишку, виновного в его смерти, сразу. Но он хотел поиграть! Мой изящный, утончённый, бесстрашный друг…
– Он не появится, если не позвать, – говорил ты и помахивал палочкой мальчика со странной фамилией, я никогда не мог её запомнить. Он задавал тебе такие глупые вопросы! Ты мог бы прикончить его своей Авадой Кедаврой, так похожей на мой взгляд по эффекту… но ты играл и наслаждался. Возможно, я на твоём месте тоже поиграл бы им в своих кольцах перед тем, как наградить прощальным взглядом. Вы говорили, ты вгонял его в панику одними словами, ты всегда умел так делать, Том… А потом ему на плечо сел феникс и бросил к его ногам старую Шляпу. Я ещё тогда заподозрил неладное, но ты шипел мне сквозь зубы, чтобы я не смел появляться раньше времени и портить твой спектакль. Ты говорил со статуей Слизерина, тонкий и красивый, мерцающий, завораживающий. Как мальчик не влюбился в тебя навечно? А я уже давно любил тебя… я не видел тебя с тех пор, как тебе было шестнадцать, и ты, наверное, ужасно изменился до смерти… хотя по лицу человека так же трудно заметить изменения змее, как человеку трудно увидеть изменения по лицу змеи. И наконец ты вызвал меня!
Я старался быть величественным. Я знал, как ужасно выгляжу – особенно для мальчика двенадцати лет. Феникс удрал ещё до того, как изо рта статуи появилась моя голова. Я не торопился. А ты приказывал мне его убить. Что ж, он тоже знает наш язык… и я убью его, да, убью! Ради тебя и за тебя, мой любимый Томми… Том… имя, которое так легко произнести змее…
Глупый. Он зажмурился и бежал от меня вслепую, нащупывая руками дорогу. Я не торопился, ждал, когда он напугается как следует. Он должен был отплатить муками за то, что убил тебя, за то, что лишил меня твоего общества и заставил биться о стены в поисках смерти… ещё я хотел убить хозяина феникса – он знал, как я мучусь в нескольких сотнях метров под его кабинетом, и ничего не делал. Он наслаждался моими муками. Он даже не соизволил меня добить – а он, он, такой же змееуст, не мог не слышать моей агонии!..
Проклятый феникс спикировал на меня сверху. Его клюв больно полоснул меня по затылку – я пришёл в ярость и отвлёкся. Томми испугался.
"Убей его!" – повторил он, напряжённо наблюдая за моей борьбой с птицей. Он знал, что феникс может мне повредить, и я всем сердцем чувствовал, как он сам мечтает свернуть башку назойливой курице…
Я решил разделаться с мальчишкой, а потом уже взяться за феникса. И отвлёкся…
Боль была адской. Он ударил меня клювом в левый глаз и со злобной песней взлетел вверх. Я обезумел от боли. Глаза были моим единственным слабым местом. Они всегда действуют подло, эти птицы, упадочные дети эволюции, обросшие вместо чешуи мягкими перьями… Я больше не мог собой управлять – и он впился в мой уцелевший глаз. Я метался в ужасе, ударяясь о колонны и холодные стены. Том в панике кричал мне, чтобы я прикончил ребёнка, я ведь мог его чуять. Но мне было так больно, что я больше ни о чём не мог думать, а феникс никак не успокаивался, он всё бил и бил меня по голове, рассекая когтями и клювом чешую. Я скользил животом по лужам собственной крови, а жестокий клюв норовил снова и снова ударить по глазницам… Наверное, Томми было мерзко и больно видеть меня таким, я был совершенно беспомощен перед глупой птицей… Мальчишка молился о помощи – и, судя по металлическому звону, ударившему по моему слуху, он её получил в виде меча Гриффиндора. Я знал этот звук и этот металл…
– Убей мальчишку! Забудь про птицу! Он позади тебя! Только поверни голову, и ты его учуешь! – умолял Том, и я бросился вслепую. Ради него я мог забыть боль и страх… мой язык хлестнул по боку перепуганной жертвы. Я чувствовал его тепло и его страх, и атаковал снова. Дурное предчувствие не покидало меня. Я знал, что умру сегодня… я знал, я чувствовал… холодный клинок в моём нёбе уже не был для меня неожиданностью. Я был готов… Мой клык всё же пронзил его. Он должен был умереть…
О нет, слёзы феникса…
Я сломал клык. Меня колотило в конвульсиях. Я свивался кольцами от боли. Последние секунды жизни… умереть… только на руках у Тома…
Я слышал, как он плачет…
Он убьёт тебя за меня, – подумал я. Больше ничего не было…
***
Если кто-то думает, что змею легко убить, пусть посмотрит на меня.
Тайную Комнату закрыли. Мой труп даже никто не сошёл попинать. Сфотографироваться со мной тоже желающих не было.
Я пришёл в себя позже. Прошло, возможно, несколько дней. Я валялся на холодном полу. Моя кровь свернулась и плавала в лужах воды отвратительными клочьями, которые я почувствовал, высунув язык в поисках влаги. Мне хотелось пить. Я по капле таскал в рот мутную вонючую воду ослабевшим языком, который едва меня слушался. Глаза болели жутко, рана от меча гадко ныла. Ещё пара сантиметров – он пронзил бы мой мозг. Я выжил…
Несчастный калека. Что подумал Томми? Часть его души думает, что я умер. А если он больше никогда не задумается обо мне?..
Маленькие змейки вились вокруг меня. Они утешали и просили подождать. Неоткуда было ждать помощи, но если Томми вернётся, обо мне расскажут хоть всему змеиному миру – лишь бы новость дошла до него…
Кобры носили яд в мои опустевшие глазницы. Чем ещё можно вылечить змею, как не ядом?..
Мои глаза вырастут, и я снова смогу видеть. Видеть его, потому что Томми вернулся. Говорят, он стал очень похож на змея…
Скоро наша мечта сбудется. Мы будем вместе.
Две змеи как две переплетённые судьбы змееустов…
20–21.07.06 (в ночь)
