POV Джорджа Уизли
Его голова лежит у меня на коленях. Я глажу его по волосам, не обращая внимания на то, что кошка скребется в дверь и пытается выйти. Сейчас не март – обойдется старушка. Фред напился чая с медом и теперь спит у меня на руках. Это лето дождливое и пасмурное. Мы целыми днями шатаемся по окрестностям. Он простудился, когда доставал сети из реки. Не то чтобы мы надеялись поймать рыбу, но лето без рыбалки не лето. Вода в реке ледяная: течет так быстро в тени деревьев, что не успевает прогреться. Есть только одно открытое место, но там нам по пояс – не поплаваешь. В детстве мы там купались, а потом учили плавать Джинни.
Мама надела на Фреда два свитера, хотя в комнате градусов тридцать. Он, естественно, снял их, как только мы заперлись у себя. Остался в своей любимой протертой красной майке. Пришлось накрыть его пледом, чтобы мед подействовал.
Он трет глаза кулаками и пытается их открыть, но тут же жмурится от света ночника. Ресницы слиплись от того, что он слишком часто зевал. Я наклоняюсь и касаюсь его губ. Сонный и разомлевший, он не может сопротивляться. Или не хочет: обнимает меня за шею и притягивает к себе. Семейная идиллия. Если не знать, что полчаса назад он отнял у меня пару шоколадных конфет, вчера не позволил залезть в эту долбанную реку за сетями, а два месяца назад отбил у меня девушку.
- Эй, Фред, что ты делаешь? – шепчу ему в губы, улыбаясь. Мы давно привыкли к таким простым ласкам. Мы их не обсуждаем. Это естественно, в этом нет ничего такого. Просто людям всегда нужна ласка, всегда нужен кто-то рядом. Почему бы не подарить это тепло друг другу, раз уж рядом никого нет? Ненавсегда, даже не на время. Просто пока не подвернется кто-нибудь подходящий. Типа Анжелины. Не хочу об этом говорить. Вы, конечно, поймете, пожалеете и поддержите, но мне это не поможет, только разбередит рану. Я уже справился. К тому же, Фред со мной, а не с ней.
В моих руках ему тепло и солнечно, хотя на улице дождь. Дождь и сумерки. Скоро появятся звезды, и мы по карнизу полезем на крышу любоваться ими. Может, будем целоваться. Может, просто поваляемся, держась за руки, как влюбленные. На самом деле, мы не влюбленные, просто близкие и привыкли друг к другу, и всегда вместе, и не любим разлучаться. Разлучиться – это значит лишиться опоры, лишиться того, кто прикроет спину. Это значит са-мосто-я-тель-ность. Слишком длинное серьезное слово.
Он смеется и дергает меня за челку.
- Что ты такой серьезный, Джордж?
- Задумался…
- Лучше бы принес мне термос. В горле пересохло.
Я скидываю его голову с колен, шлепаю его по уху и убегаю к тумбочке, где стоит термос, пользуясь тем, что он болен и ему лень вставать, чтобы ответить мне затрещиной или шлепком. Почти жалею об этом. Люблю кататься с ним в обнимку по ворсистому ковру, вычищенному мамой до пылинки, и притворяться, что мы деремся.
Наливаю ему из термоса чай с лимоном и медом и бросаю взгляд в зеркало. На зеркале куча стикеров: с правой стороны его, с левой – мои. В основном любимые группы и игроки по квиддичу. Но с моей стороны еще висит наша с Фредом фотография. Как-то в Лондоне мы зашли сфотографироваться в маггловский салон моментального фото. Вот теперь висим неподвижные. Он даже язык не показывает. На всех – подчеркиваю, на всех – магических фото Фред время от времени показывает язык…
В зеркале его почти не видно. Он такой тощий, что сливается с кроватью, а его кожа такого же цвета, как плед, – что-то выцветшее, бежево-персиковое. Провожу пальцем по глади зеркала, очерчивая его живот и выступающие бедренные косточки, и возвращаюсь, чтобы проделать с ним то же самое в реальности. Он не сопротивляется, но я не спешу, пока он пьет, опершись о высокую цветастую подушку.
- Аууу, горячо!
Он делает слишком большие глотки как обычно.
Когда он заканчивает, я вытаскаю из-под него подушку, задираю его майку и начинаю выписывать узоры у него на животе. Сначала ему щекотно, и он сгибается пополам при каждом моем прикосновении.
- Лежи спокойно, а? – говорю я. – Ты мне сейчас шишку набьешь своими коленками.
Мои ладони скользят по тонкой коже безо всякого направления, просто массируя, согревая, вселяя доверие. Его голова свешивается с кровати, а руки блуждают где-то по стене.
- Джордж… чего бы такого замутить? – на его лице появляется мечтательное выражение. – Мы же здесь свихнемся без приключений за два месяца.
- Уже не дождешься Хогвартс-Экспресса? Я так и думал…
Чмокаю его в губы.
На самом деле я не свихнусь от скуки. Фред – мое главное приключение. Только не надо ему об этом говорить, а то он зазнается. Не то чтобы я сам не мог быть приключением, преступлением, наказанием и избавлением в одном лице, но это не при Фреде – при маме, папе, братьях, при ком угодно. Но по сравнению с Фредом я пай-мальчик, даже несмотря на то, что безумные идеи чаще возникают в моей голове. Для меня это просто идеи, просто «можно было бы когда-нибудь», а для Фреда – уже решенное дело. С каких-то пор я стараюсь не придумывает пакости – уж он-то найдет, как их воплотить в жизнь, а мне каждый раз не по себе…
Вот взять хотя бы кошек… Зачем он запер нашу соседку мисс Злюку, заядлую кошатницу, в комнате с псом Луны? Немаленький такой песик, скажу я вам. Немногим меньше Сириуса… Не волнуйтесь, животное отделалось легким испугом – гавкает «мяу» по команде и жрет «Китикэт», - а вот у мисс Злюки новая страсть – огромные собаки. И знаете, когда она с ними гуляет по округе, даже мы с Фредом предпочитаем сидеть на крыше… Хорошо, что Нора находится в глуши. Хорошо, что даже пакости в исполнении Фреда заканчиваются чем-то хорошим.
Касаюсь губами его живота, а потом сморю на него:
- Как ты себя чувствуешь?
- Лучше не бывает. Иди сюда…
Он шлепает рукой по кровати. Я поднимаюсь и ложусь рядом, прижимаясь к нему боком и пытаясь найти его губы.
- Ты сегодня маньяк, - посмеивается он.
Я краснею, наверно. А может, и нет.
- Просто ты такой беззащитный, когда болеешь…
Он обнимает меня и зарывается носом мне в подмышку.
- Видимость обманчива.
- Неужели?
- Да.
Он забрасывает ногу мне на бедро, и по телу разливается тягостная истома. Хочется большего: страстного, нежного, серьезного. Но мы как всегда подрочим вместе и завалимся спать.
И не пойдем смотреть на звезды, потому что на улице дождь. Даже кошка больше не скребется: пригрелась под лампой и довольно урчит.
POV Фреда Уизли
Лето, солнце, бредовые сны, куча свободного времени. В этот раз мне снятся божественные губы Анжелины. Я не видел ее уже несколько месяцев, ужасно соскучился. У нее такая попка, что весь Хогвартс трясет, как в лихорадке. У нее светлая голова и организаторские способности. У нее богатый папа правильной политической ориентации. Клад, а не девушка. Мне повезло, что она со мной.
Я вижу сон сладкий, как малиновое варенье, томный, как ее глаза, блестящие от возбуждения. Мне кажется, что она гладит меня, ласкает, облизывает везде. У нее горячая кожа и влажные ладони. Она меня манит, она меня хочет. Я просыпаюсь, чтобы рассмотреть ее красоту, но в глаза бьет свет. Жмурюсь, ищу губами ее губы.
- Эй, Фред, что ты делаешь?
Голос Джорджа кажется неожиданно чужим. Я открываю глаза. Брат склонился надо мной, и я ерошу пальцами его волосы. Смотрю в его лицо и вижу свое отражение. Таким я себе мучительно не нравлюсь… Вдруг холодком по спине прокатывается страх: а что, если Анжелине тоже? Что если она бросит меня ради какого-нибудь смазливого щеголя на метле последней модели? Я могу быть сколько угодно прикольным, забавным, нежным, но девушки обожают подарки. Их можно купить. Я знаю по Джинни. Эта мелочь вечно выпрашивает у меня деньги в обмен на свое молчание. За рыбалку я заплатил ей тридцать сиклей, за прослушку в комнате Билла - галлеон, но дороже всего обошлась мисс Злюка – два галлеона и лестница к ее окну в пятницу, тринадцатого, когда весь Косой сотрясался от мистических пати. Все знают, что младшие сестры – самые пронырливые создания на земле: подслушивают, подглядывают, втираются в доверие… Обожаю нашу самоуверенную стервочку! Кажется, она еще более рыжая, чем мы с Джорджем.
- Джордж?
Брат ушел в себя и раскачивается из стороны в сторону, сидя на кровати, будто меня не видит. Вечно он витает в облаках. Не зря мама говорит, что только у меня в этой семье практический интеллект.
Дергаю его за волосы:
- Что ты такой серьезный, Джордж?
- Задумался…
У него хриплый голос. Думал о чем-то эротичном и не признается. Если об Анжелине, ему конец… Мы обо всем договорились. Я снимаю ему девушек, он отдает красотку мне.
- Лучше бы принес мне термос. В горле пересохло.
Иногда бесит, что он так близко. Кажется, он может подслушать все мои далеко не невинные мысли. Пока он бродит у зеркала, я вглядываюсь в темноту за окном. По стеклу бьют капли, а в водостоке гремит вода. Я рассчитывал пойти в лес этой ночью и забраться в избушку лесника, она милях в двух от Норы. Дождь – хорошее прикрытие. Но с другой стороны, в лесу сейчас отвратительно… Так и представляю: вода, стекающая за воротник, комки грязи на ботинках, мокрые ветки по лицу… В другой раз. Сегодня мы с моим братцем-извращенцем останемся здесь и я буду изображать больного.
- Ох…
- Ах…
- Аууу, горячо!
Я не могу без своего брата, я за него любому перегрызу глотку. Я и он – одно целое. И я буду терпеть его маленькие причуды, даже если о них кто-то узнает. Мне плевать на ваше мнение. Я так долго открывал его, постепенно раскалывал его скорлупу, обнажал мякоть, самое нутро. Теперь я знаю его целиком, он мой, все для меня сделает. Никакой шифровки, никаких секретов от меня. Он с детства более ранимый, чем я. Одно неловкое слово надолго выбивает его из колеи. Только мне можно быть с ним жестоким, потому что я защищаю его от остальных. Хотя бы даже от нашей маленькой рыжей язвы. Она постоянно дразнит его за то, что у него больше всех в семье веснушек.
Сейчас он опять распустил руки. Он обожает мое тело: вечно на мне что-нибудь чертит, перебирает волосы, гладит. Не упускает шанса прикоснуться. Иногда мне совсем не хочется искать ему подружку… При этой мысли меня сгибает от хохота.
- Лежи спокойно, а? – возмущается он. – Ты мне сейчас шишку набьешь своими коленками.
Я искренне стараюсь, но мне очень щекотно. Засовываю себе в рот противосмешливый леденец и расслабляюсь.
Приходит на ум, что нам еще два месяца скучать в Норе. А нам уже шестнадцать! Тот самый возраст, о котором пишут всякие бабушки в своих мемуарах. Мое шестнадцатое лето в глуши… Не могу этого допустить.
- Джордж… чего бы такого замутить? – спрашиваю я на всякий случай. Брату часто приходят в голову гениальные идеи. – Мы же здесь свихнемся без приключений за два месяца.
- Уже не дождешься Хогвартс-Экспресса? Я так и думал…
«А тебе лишь бы сидеть дома?» - оставляю мысли при себе. Джордж обязательно придумает, как нам выбраться в Косой или, еще лучше, на маггловские вечерины. Надо только дать ему пару ночей.
Он сегодня слишком грустный и сосредоточенный. Ничего не произошло, но Джордж умеет на пустом месте повернуть дело так, будто случилось что-то фантастическое. Сегодня его опять заклинило на мне.
- Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, пытливо заглядывая мне в глаза, будто я сахарная принцесса и растаю от капли дождя.
- Лучше не бывает. Иди сюда…
Иди сюда, мой самый верный.
- Ты сегодня маньяк, - издеваюсь я.
Он краснеет, как помидор, и отвечает:
- Просто ты такой беззащитный, когда болеешь…
Утыкаюсь носом в его подмышку, чтобы не заржать. Беззащитный… Ха! Мне шестнадцать, и я каждый день делаю по восемьдесят отжиманий! Когда смех наконец проходит, говорю, напустив на себя серьезности:
- Видимость обманчива.
- Неужели?
- Да.
Я закрываю глаза, обнимаю моего Джорджа и снова думаю о ней. Близость, бредовые сны, лето…