«Лучом, как мечом, открылись ворота Меня сковало кольцо полета...» (Хелависа)
Пойманное в ловушку снов, В паутину слов, Сплетений, Бьется оно, Сердце, которое мне суждено Сжать, когда выйдет время. (Мое *мрачно*. И нечего смеяться, лучше фик прочитайте) Чудовища,
ползущие ко мне… Они ползут, показывая зубы. Нет, это не зубы – это
белые пятна в красной темноте рта. Жадно ждущие, напряженные – как они
сосут? Никогда этого не видел.
Открываю глаза, и виденье
уходит, постепенно бледнея, тая и становясь все дальше. Все нереальнее.
Вокруг зелень темных, величавых елей, протыкающих серые, с редкими
прорехами, небеса острыми верхушками. По лапам бежит вода, с трех
иголочек по капле, и, собираясь, капает вниз… кап-кап-кап.
Светлая
голова склонена над огнем, задумчивый взгляд устремлен в пламя, живое и
дергающееся, ласково лижущее кору тяжелых ветвей и жадно жрущее тонкие
сучки. Хвоя шипит, не желая сгорать, корчась и чернея, вспыхивая
оранжевыми точками и щедро разбрасывая искры.
- Хвойные всегда так горят? – задумчиво спрашиваешь ты. - Как – так? – я раздвигаю губы в улыбке. - Ну, так… - рука взлетает, описывая полукруг. – Колюче… как ежик. Сноп искр и нежелание покориться огню. - Только самые благородные, - на этот раз я улыбаюсь по-настоящему. – Ель и кедр. В
Поместье мы жгли яблоневые поленья, а когда ездили на охоту и ночевали
в лесу – березовые. Но в здешнем кантоне ель преобладает.
Серые глаза… как небо в прорехах между высокими верхушками, светлые
волосы, почти растворяющиеся в этом прозрачном воздухе, звенящий смех,
колокольчиком разносящийся далеко по горам, горячее тело, жгущее мне
руки, когда ты оступаешься, оскользнувшись на мокром склоне…
- Осторожнее! - Да, Люциус. И так не хочется тебя выпускать, а хочется смотреть и смотреть в твое тонкое лицо, похожее на мое, только мягче, нежнее… А
в доме мы разжигаем камин и развешиваем на веревке одежду, и твое белое
тело светится в сумраке, ты смеешься, поглядывая на меня, и ель трещит,
трещит… Огонь охватывает нас. Пламя жжет тела, заставляя их
сливаться в одно в попытке умалить его жар, но яркий огненный цветок,
растущий из нас, не плавит, а греет. Не испепеленные, но обновившиеся,
мы хватаем ртом воздух, лежа на спине и глядя в потемневший от времени
потолок. Я вижу слипшиеся пряди на твоем виске - ты не пытаешься
укрыться от моего взора, и я впитываю в себя безвольно раскинутые руки,
рвано поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку, впалый живот,
длинные ноги…
Породистый… Весь в меня, а от Нарциссы лишь мягкость в характере и нежная беззащитность позы. Ты поворачиваешься и утыкаешься мне в плечо, глухо пробормотав: - Люциус… Сердце словно лопается, набухнув и выпуская любовь, я хватаю тебя и прижимаю к себе, шепча: - Драко… Драко… Дра…
Швейцария
– маленькая страна густых елей и высоких, ослепительных гор, между
которыми притаились долины – зеленые ловушки. Мы лежим, обнявшись,
ходим по горам, дышим хрустальным воздухом и жжем костры в лесу,
заливая их водой из котелка, а внутри все стучит и стучит хронометр…
три дня… два дня… один… Неделя закончилась. Осталось семь дней. И шесть дней… И пять. Я не х-о-ч-у…
Такой
чистый и невинный – апельсиновый цвет. А ночью – зрелый апельсин,
раскрывающий для меня свою мякоть, позволяющий упиваться своим соком,
дарящий высочайшее наслаждение. Д-р-а-к-о…
- Драко?! - Отец! – вспышка в камине, я рефлекторно накидываю покрывало на лежащее рядом со мной тело. - Что, черт возьми… - Отец, я ищу тебя уже целую неделю! Темный Лорд выступил! Он выступил открыто! Я уехал из школы… - Немедленно вернись. - Папа!.. - Ты немедленно вернешься в Хогвартс. - Но… - белое лицо обиженно кривится, брови сползаются домиком и из глаз вот-вот польются слезы. -
Слушай меня внимательно. Я сейчас вернусь домой. Если только тебя там
увижу – выпорю так, что две недели на стул не сядешь, а потом за уши
притащу обратно к Дамблдору. Ясно?! Драко злобно смотрит в ответ, но кивает. Знает, что выполню обещание. - Где мать? – его лицо исчезает, замененное бледным и растерянным лицом Нарциссы.
Пламя
гаснет, и я медленно поворачиваюсь к укутанной фигуре. В горле стало
сухо и царапает. Он сам откидывает покрывало и смотрит на меня серыми
глазами – обманками. Если он скажет хоть слово, я его ударю. На самом деле, все слова успешно заменяет понимающая ухмылка на его губах. - Твоя работа окончена, метаморф, - сухо говорю я, глядя куда-то в белое пространство простыней. – Раньше срока. Но прежде… Достаю
из сундучка палочку, которой не пользовался уже полторы недели. Не
хватало, чтобы проститутка помнила о моем семейном секре…
- Экспеллиармус. Вы арестованы, Люциус Малфой. Не советую оказывать сопротивление.
Неверяще поднимаю взгляд. Метаморф в обличье моего сына усмехается, держа в руках палочку: - Аврорский Отдел Министерства Магии Британии. Вы имеете право на адвока… - Вам нечего мне вменить! - выхожу из ступора я. – Я не нарушал закон с тех пор, как вышел из Азкабана! -
Ну, как же не нарушали: педофилия, секс с несовершеннолетним, инцест.
Положим, последнее законом ненаказуемо, но присяжные во время вынесения
приговора это учтут, уж будьте уверены, мистер Малфой… - Я не трогал Драко! Никогда!
И
снова кружащие вокруг чудовища… Я никогда не видел их зубов – да и есть
ли у них зубы? Может, у них черная дыра вместо рта? Никогда не хотел об
этом узнать…
Я чувствую, что они вокруг – совсем близко, за
стенами камеры. И день за днем, ночь за ночью меня грызет и мучает
страшная мысль: как Драко все это воспримет? Знает ли он? И если знает, он никогда не придет.
Шаги, скрежет замка. Свидание?
Женщина. Молодая, с розовыми волосами, с бэйджиком на мантии: «Н. Тонкс. Аврорский отдел». - Не узнаешь? – после долгого молчания. - Метаморф? – усмехаюсь я. - Догадливый…
Да
уж. Только зря она сюда пришла. Вдруг улики рассыплются. Все обвинение
держится на фотографиях и единственном вопросе под Веритасерумом: «Вы
хотели вступить в половую связь со своим сыном?».
Да, хотел. Но на то мы и люди, чтобы сдерживать желания.
- Зачем ты пришла? - Не могла понять. - Думаешь, я тебе помогу? - Думаю, да. Ты любил его?
Я
молчу, прежде чем ответить. Светлые волосы на фоне изломанных гор в
прозрачной дымке. Серые глаза, отражающие серое небо. Дожди, дожди,
дожди, залившие этой осенью маленькую зеленую долину. Долину-ловушку,
долину украденного, купленного счастья…
- Больше жизни. Н. Тонкс медленно кивает, словно услышав именно тот ответ, какой ожидала.
- Знаешь, именно это я и хотела понять. Повез ли бы ты в долину ЕГО. Настоящего. Она поворачивается, чтобы уйти, но у дверей опять оборачивается и тихо говорит: - Спасибо… Я запомню… эти костры.
Дверь
хлопает, и я остаюсь один. Вокруг дементоры – я чую их, они ползают,
волоча по полу свои черные обрывки, жадно заглядывают сюда…
Но что бы со мной ни случилось, я рад одному. В горах Швейцарии ели все так же искрят, сгорая в кострах.
