Высокий рыжеволосый человек неуклюже спрыгнул с коня, покосившего на
него злым лиловым глазом, и, задрав голову, оглядел мрачную громаду
замка. Здание было огромным, но подавляло не размерами и красотой
(какая тут красота – просто один из многочисленных «памятников
архитектуры», сотнями рассыпанных по Британии и ценных лишь числом
веков, прошедших со дня основания), а унылой стариной и приземистыми,
словно вдавленными глубоко в почву башнями по углам. Выщербленный и
обветренный камень кладки вызывал в памяти мысль о неумолимости
времени, оставляющего свой след на любом творении человеческих рук, но
человек, стоящий сейчас перед исполинской махиной, думал не об этом.
Поникшие
через минуту плечи вновь выдали поражение хозяина; он небрежно бросил
поводья домовику («Мистер Рональд Уизли вернулся! Мистер Уизли удачно
съездил, сэр?») и, не оглядываясь, прошел внутрь. Он не видел, как
всхрапывающего коня провели несколько раз по двору и завели в конюшню;
как его расседлали, обтерев влажную спину, и напоили водой. В это время
он смотрел на двух одинаково длинноволосых блондинов, сидевших рядом за
длинным столом.
Ни один из них не притронулся к
лежащим перед ними серебряным вилкам, а крышка огромного блюда в центре
стола оставалась закрытой. Лицо старшего было гладким и бездумным, его
взгляд покоился на огромных напольных часах напротив, и он не повернул
головы на звук раскрывшихся половинок двери. Младший, осунувшийся и
бледный (это была нездоровая белизна, говорившая об усталости
физической и духовной), на появление человека в столовой отреагировал:
- Ты не переоденешься?
Рыжий мотнул головой и каскад блестящих волос, собранных в пышный хвост, ударил сначала по одному плечу, затем по другому.
Блондин, из прически которого не выбивалось ни волосинки, пожал плечами и повернулся к отцу.
-
Papa, - ласково сказал он, и тон этот составил резкий контраст тому
тусклому и безжизненному голосу, что только что слышал Рон при
обращении к себе, - пора ужинать.
Взгляд старшего вздрогнул и
поплыл. Через несколько секунд Люциус сумел сфокусировать его на сыне;
Драко, не дожидаясь, пока ту же операцию произведут с вилкой, с
бесконечным терпением взял руку отца и осторожно сжал пальцы вокруг
рукоятки. Скоро взгляд опекаемого прояснился, и он начал есть.
- Как дела в имении?
Рон
выронил вилку, которой орудовал столь же усердно, как домовой эльф
мастерком, – в противовес отточенным и завершенным движениям Драко (и
снова они смутно напомнили зеркальные отражения друг друга – изящный
силуэт и его пародия в выгнутой линзе стекла), - и полез за ней под
стол.
- Нормально, - ответил, вылезая оттуда. – Почему ты спрашиваешь?
Драко вторично за вечер пожал плечами:
- Интересно.
Вновь
этот разговор возобновился после ужина и выполнения ряда обязательных
ежевечерних дел, нудных, как зубная боль: прогулки и купания Люциуса,
отдачи распоряжений на завтрашний день и молчаливого чтения газеты у
камина.
В спальне, готовясь ко сну, Драко внезапно начал
расспрашивать, как выглядела пшеница на полях, будет ли вырубаться
строевой лес и не сменились ли арендаторы. Рон отвечал коротко,
стараясь ограничиваться одними: «Угу» и кивками. Блондин прикусил
нижнюю губу, развязывая завязки халата. Тяжелый шелк соскользнул,
открывая мраморные плечи, и Рон, заползший на кровать, долго любовался
ими, пока Драко резкими движениями расчесывал распущенные волосы.
Сердитое, почти змеиное шипенье оповестило его о том, что один из
рывков оказался слишком сильным.
Через пять минут блондин тоже
заполз под одеяло, и некоторое время спустя Рон прижался к нему. Тело
рядом с ним сжалось, но Малфой так ничего и не сказал.
- Драко… - тихо позвал он. Не получив ответа, продолжил. – Ты сердишься на меня?
- С чего это вдруг? – тоном бесконечно усталым, полным показного смирения.
- Наверное, с того, что я плохо отвечаю на твои вопросы, - предположил Рон.
И тут же пожалел о своей иронии.
-
Мне не стоило их задавать. Ведь это ты здесь хозяин, - сказал Драко. И
в безжизненном его голосе впервые явственно прозвучала тоска.
Утренний
свет разбудил его как раз вовремя. Драко спал, откинув изящную головку,
во сне его лицо перестало казаться усталым и разгладилось. Снилось ему,
вероятно, что-то очень счастливое: лицо стало светлым и даже радостным.
Боясь спугнуть это мгновение, Рон тихо встал и оделся. Спустился вниз,
не завтракая, и вышел во двор, вдохнув свежий утренний воздух.
Неуловимо попахивало приближающейся осенью, но пока стояло лето,
душное, жаркое, пыльное… но это днем, все днем. Сейчас же, когда солнце
краем еще касалось горизонта, день казался чем-то далеким, свежесть
утра бодрила, и жизнь представала полной надежд и обещаний. Словно
осенью, в его счастливую пору. Осень была его талисманом и лучшим
временем года. Ранней осенью двадцать лет тому назад он родился на
свет. Осенью ему обычно везло, и летом он часто повторял: «Ничего.
Скоро осень».
Рон сбежал по ступенькам и бодрым шагом направился к конюшне.
-
Бродда, выводи, - позвал он, но навстречу ему вышел не вчерашний
домовик с улыбкой до ушей и почтением в глазах, а нахмуренный и
мрачный, заложивший руки в карман передника, старичок в неопрятной
одежде.
- Мистер Рональд Уизли должен выбрать себе другого
коня, - сказал он. – Буцефал не может носить каждый день мистера
Рональда Уизли. Буцефал очень дорогой конь, сэр.
- И что из этого, Прудер? - медленно спросил Рон, сдерживая ярость, но щеки его и даже лоб покраснели.
-
Буцефал породистый конь, сэр, - продолжил домовик, упрямо игнорируя
гнев человека. – За Буцефалом нужен присмотр, мистер Рональд Уизли.
Мистер Рональд Уизли вчера прискакал и не посмотрел за Буцефалом, сэр.
Так не годится. Буцефал – очень породистый конь, сэр.
- Хорошо, - сказал Рон. Почти миролюбиво. – Я это учту. А теперь выведи Буцефала и я поеду.
- Мистер Рональд Уизли должен взять другого коня. Мистер Уизли не может взять Буцефала. Буцефал – очень…
-
Выведи Буцефала!!! – все-таки он сорвался и заорал. – Ах ты маленькая,
мерзкая тварь! Выводи коня и убирайся с глаз долой, пока я тебя не
прибил!
- Мистер Рональд Уизли не может бить Прудера. Мистер
Рональд Уизли Прудеру не хозяин, - тут же с оживлением отозвался
старик, нисколько, видимо, не испуганный взрывом человеческих эмоций. –
Прудеру хозяева мистер Драко и мистер Люциус.
- Ссскотина! –
Рон занес было ногу, но домовик ловко увернулся и заверещал. Плюнув
зло, Рон резко направился к конюшне, и сам заседлал серого в яблоках,
изящного коня, косившего на него злобным глазом на сухой горбоносой
морде.
Прошли те времена, когда Рон до синяков отбивал себе
задницу, если весь день проводил в седле. Но хоть времена и прошли, до
сих пор он болтался на спине коня, как собака на заборе: он видел это в
неулыбчивых, строгих глазах Драко, ощущал в злорадной ухмылке Прудера и
чувствовал в веселых прячущихся взглядах остальных домовых эльфов. Его
техника улучшилась, но вид со стороны продолжал внушать почти
брезгливую жалость. Длинные, нескладные ноги не обхватывали мягко
лошадиные бока, сжимая их, как талию партнера во время оргазма, а
беспомощно и уныло свисали, видом напоминая сухие палки. Буцефал за это
презирал его от души, презирал и не любил; впрочем, Рон отвечал ему тем
же.
Он с удовольствием пользовался бы любым иным способом
передвижения, но на Имение был наложен антимагический барьер. Теперь
все дела приходилось решать маггловскими способами. Рон все еще смутно
надеялся, что после окончания судебного процесса удастся восстановить
утерянные права и добиться снятия с имения непроницаемого колпака
«мертвой зоны».
Но все сильнее он подозревал, что при его
жизни этот процесс никогда не закончится. Имущество Малфоев было
слишком большим куском, чтобы Министерство отказалось от него просто
так.
Возможно, зря Драко отдался ему. Рон усмехнулся,
вспомнив, как это произошло в первый раз: была весна, конец мая, все
цвело и пело, и на зеленой траве гибкое белое тело билось упруго в его
объятиях. А через два дня Драко сменил фамилию.
Драко Уизли. Ха! Для Рона он был и оставался Малфоем.
Рон
попытался гордо оглядеться: как-никак, здесь едет хозяин этих земель,
номинальный (раз уж суд не вынес пока решение по делу) владелец
полутысячи акров прекрасных угодий с распаханными полями, строевыми
лесами и богатыми рыбой прудами. Деньги в банке спасти не удалось, но у
них осталось нечто более материальное – земля. Та земля и тот замок,
ради которых Драко пошел бы на все.
Рон чувствовал его
тревожную любовь к земле, эту готовность трястись над ней, как наседка
над выводком. Хуже того – он ее понимал. Понимал закушенную губу Драко,
когда тот спрашивал о прошедшем дне, понимал его ревность к чужаку,
взявшему на себя имение.
Может, и Люциус реагировал бы также…
останься он тем же. Пустая оболочка, возвращенная им, уже не принимала
участие в соперничестве за любовь.
Выскочивший из
ржи заяц кубарем перекатился через дорогу. Конь шарахнулся, и Рон
услышал резкий хлопок, после чего крепление под ним мгновенно ослабло -
лопнула подпруга. Вылетевший птицей Рон грохнулся о твердую землю и на
некоторое время потерял связь с реальностью. Когда он вновь понял, что
привязан к жизни крепкими нитями, нога дико болела. Колено начало
распухать, коня нигде не было видно… и, несмотря на это, первой мыслью
Рона было: «Подпруга должна была выдержать!».
Разве что ее
аккуратно подрезали. Прудер… Рон мысленно заскрипел зубами и в сто
первый раз проклял антимагический барьер. Ни подлечиться, ни на помощь
позвать.
Когда конь прибежит домой, Драко начнет розыски. Или не начнет?
Рон
сжал зубы, сдерживая стон: нахлынула волна сильной боли. Если Рон
пропадет здесь, выиграют ли Малфои? Воображение услужливо нарисовало
картинку: «Да, господин аврор. Пропал без вести, господин аврор», -
честный взгляд невинных глаз из-под золотистых бровей.
Нет,
будем рассуждать логично. Если собственность снова перейдет оставшемуся
в живых супругу, Министерство тут же ее отберет. Так что бесследное
исчезновение с лица земли Рону не грозит.
Но к исходу первого
часа версия показалась гораздо менее убедительной. Закон не может
изымать имущество, появившееся у преступника уже после конфискации. Он
ведь не распространяется на всю будущую жизнь.
…Драко, сам
разъезжающий на Буцефале и озирающий свои владения… Драко, сам
приказывающий домовым эльфам, и слушают его беспрекословно все – не
только сдвинутый Прудер. Драко, получивший свою землю и свой замок…
Драко Малфой. Не Драко Уизли.
Рон
глухо застонал и подтянулся на руках. По земле потянулся извилистый
след – как от проползшей гадюки гигантских размеров. Далеко он не увел.
Сознание начало мерцать, то выпихивая Рона на поверхность, в ослепительную боль, то милосердно погружая в спасительную тьму.
На
исходе третьего часа начавшее припекать солнце сделало мучения
невыносимыми. Возле лица закружили первые мухи, совсем скоро они станут
назойливыми
(и попируют над его телом).
Мерлин мой, какая чушь приходит в голову! Он выкарабкается, он не подохнет, по-глупому упав с коня
(солнце, солнце, отвратительное солнце).
Он вдыхал пыль от земли и упорно двигался. Не доползет – расстояние слишком велико. Но будет ползти, пока не упадет лицом в
(землю, в родную пыльную землю).
Он
умрет здесь, а пыль, набившаяся в его рот, станет платой за его любовь.
Земля всегда платит по счетам, выставляемым ей людьми.
В один
из редких проблесков сознания ближе к вечеру Рон окончательно решил,
что списан Малфоем со счетов, а когда его найдут, он будет лежать,
уткнувшись лицом в земную твердь
(на, ешь, получи ее, возьми себе навсегда).
Последним усилием он перевернулся на спину, чтобы утром его глаза увидели…
Солнце.
Нахальный
солнечный луч светит прямо в закрытые глаза. Ничего не болит. Он поднял
веки и увидел темный от времени потолок. Потолок спальни Малфой Мэнора.
На одно короткое, но безумно страшное мгновение он подумал, что
все это ему просто снится, а сам он лежит сейчас на твердой земле и
скоро очнется – навстречу новой боли и смертельному разочарованию. Это
мгновение осталось самым страшным в его жизни – страшнее краткого мига
встречи в последней битве с остатками УС, страшнее стаи пауков Хагрида
в Запретном Лесу.
А потом он оглянулся и увидел склоненное над книгой лицо возле своей постели.
- Очнулся? – спросил Драко, захлопнув книжку. – Как себя чувствуешь?
«Превосходно, отлично», - захотел ответить Рон, но Драко положил ладонь ему на губы.
-
Шшш, тебе лучше не напрягаться. Зелья, конечно, помогают, но лучше бы у
меня работала палочка. Черт знает, на чем тебя теперь везти в клинику.
- Ммм, - промычал Рон.
-
Что ты хочешь узнать? Наказали ли Прудера? Я оставил его для тебя.
Негодяй сейчас в подвале. Представляешь, он догадался спрятать Буцефала
в амбаре на заднем дворе.
- Ммм…
- Ну, что еще? –
взгляд Драко стал недовольным. Но Рон должен был его спросить – просто
обязан. Без этого он не смог бы спокойно отдаться беспамятству,
накатывавшему приливной волной.
- Почему ты пришел за мной? – задал вопрос Рон, едва Драко убрал руку. – Почему не дал умереть, как собаке, на дороге?
- Ну, не знаю, - озадаченно ответил блондин, нахмурившись. – Возможно, я к тебе просто привык.
Улыбка вспыхнула на его губах неярким осенним цветком.
«Скоро осень», - подумал Рон, облегченно откинувшись и моментально проваливаясь в здоровый сон.
Но последняя мысль успела скользнуть юркой ящеркой в его мозг: «Мы пережили это лето. Врет поверье о свадьбе в мае».
И плоской ленточной змейкой в проем стремительно захлопывающейся двери сознания: «Мы будем вместе. И осенью – тоже».
Земля.
Твердая и каменистая после зимы, она расцветает летом, но лишь осенью
можно пожать плоды и собрать щедрый урожай из семян, посеянных весной…
