Как смешон и невежественен тот, кто дивится чему либо из происходящего в жизни! Марк Аврелий “Размышления” ********
-
Нет! Я не хочу! - пронзительный вскрик. Он резко выдергивает руку, но
на бледном предплечье остаются темно-красные пятна от пальцев. - Такова воля Лорда! - Нет! Вы не поставите мне Метку! - Круцио! Тонкое
тело выгибается под неестественным углом, из уголка губ льется струйка
крови. Еще пара мгновений мучительной агонии и он оседает кучей тряпья
на мраморный пол. - Либо наш, либо мертв, - говорит один, и красные глаза алчно пробегают по скомканному телу. -
Да, мой Лорд, - отвечает другой. Ровный, низкий голос, волосы забраны в
хвост черной шелковой лентой. Он прикрывает от безмолвной боли серые
глаза, сминая в кулаке нежные шелковые манжеты. - Да...
********
Мутная
белая дымка стелилась по мокрой, невзрачно-серой траве. В воздухе
витала неприятная сырость... И тихо, тихо, словно вмиг замолкли все
птицы, засохли травы, замер ветер, и даже не слышно стука сердца. Лишь
в этой гнетущей, вязкой, липкой тишине, что словно тиной оседает на
веках и пальцах, слышен скрип. Мерный скрип, кряхтенье полусгнившего
дерева. Это скрипят старые качели... Словно когтями по стеклу. А
он сидит на мокром, покрытом зеленым мхом сиденье и раскачивается
взад-вперед. Словно маятник. Такой большой, грустный, безжизненный
маятник. Кажется, он сидит так целую вечность, ковыряет носками
ботинок землю под сиденьем качелей. Там образовалась небольшая выемка и
вода стала неспешно стекать туда. Недолго еще, совсем скоро лужица
наполнится, и он увидит. Увидит того, кто сидит на этих старых качелях. Наверное, он увидит себя. Он забыл кто он.
Вода
спокойна и можно различить очертания. Бледное лицо, блеклые глаза,
сломанные стекла очков. Он узнает, это так знакомо. Но он не может
вспомнить. Никаких ощущений. А ведь хочется чтобы ярость от
собственного бессилия потекла по венам, разогнала бы это усыпляющее
безразличие. Хочется, чтобы щеки вспыхнули от злости, кулаки сжались
так, что побелели бы костяшки. Но не получается. Тогда он в
изнеможении поворачивает голову и видит как в мутной дымке
прорисовываются очертания болота. Такого зыбкого, полного кочек, на
которые стоит лишь ступить, как тут же провалишься в грязную серую
жижу. Словно редкие зубцы в сломанной расческе, тут и там выглядывают
скрюченные силуэты болотных деревьев. Тихо. Он прекратил раскачивать качели, и теперь ни один звук не нарушал тишину. Как вдруг, шлеп... И шмоток вязкой грязи отвалился от большой кочки, покрытой зеленоватой травой. Он
напряг зрение и увидел едва-заметный силуэт. Он более темным пятном
выделялся в дымке. Мутный туман рассеялся и его взору предстала чья-то
узкая, словно под неимоверной тяжестью, сгорбленная спина, затянутая в
порванные лохмотья. Серые, слипшиеся волосы. Слабый ветерок пробежал по щеке и к уху подкрался поток воздуха. Так тихо. ... Гарри... Он встрепенулся, глаза широко распахнулись. Так знакомо, так знакомо это имя... Неужели... мое? Руки
скользнули по мокрым веревкам, удерживающим сиденье качелей. Он
спрыгнул, подскользнулся на мокрой траве, но побежал. Падая, расшибая
локти и колени, подворачивая ноги, он, что есть сил бежал вперед, к
силуэту. С разбегу запрыгнул в вязкое болото и тут же провалился по
колено в липкую грязь. Схватившись рукой за все время норовящую уйти
под воду кочку, он кое-как выбрался и дальше скакал по этим островкам
болотной травы, словно ополоумевшая лягушка. Но нет, здесь нет лягушек,
нет ничего, только он и тот странный человек, измазанный в грязи. Но
наконец он настиг цели, и с силой схватив незнакомца за плечи, повернул
его лицом к себе. Лицо, запачканное болотной грязью, разорванная
мантия, наверное, когда-то была черной. Незнакомец молчал, и тогда он
встряхнул его так, что голова запрокинулась, взметнулись грязные патлы. - Кто ты?! Говори! Кто ты? И кто я?! - кричал он, обезумев, почти опрокидывая человека в грязь. - Гарри... - слабый и тихий шепот. - Гарри... - Гарри – это я? Что случилось?! Почему мы здесь? - продолжал гневно кричать он. Но
незнакомец повторял лишь, словно заклинание, это свое “Гарри... Гарри,
Гарри...” и ничего путного от него добиться было нельзя. Тогда Гарри в
сердцах толкнул его и посмотрел вперед, на самый край болота. Там,
далеко, где кончалась липкая слизь, ярко светили огни. Сотни, тысячи
ярких огней. И они звали, манили к себе Надо всего лишь идти к
огням. Там, впереди, спасение. Поттер решительно направился вперед, но
его остановил слабый, тихий голос незнакомца. - Гарри... Гарри, сделай то, что должен... Спаси их... А потом иди к огням.... - А ты? - как-то неестественно тихо спросил Гарри. - А мне уже закрыт туда путь... Тут
незнакомец повалился на колени и начал проваливаться в болотную тину.
Взметнулись вверх тонкие, заляпанные грязью руки, взгляд
пронзительно-серых глаз пробежал по лицу Гарри, и тогда он узнал его. - Нет! Поздно. Сероглазый с головой погрузился в липкую жижу...
**********
Гарри
очнулся, тело, изломанное Круциатусом, отказывалось повиноваться. Он с
трудом разлепил веки и почувствовал, как кто-то слабо толкает его в
бок. Серые глаза поверженного, отвергнутого Малфоя смотрят в упор, и
тонкие пальцы перекатывают волшебную палочку в руки Гарри. - Гарри, сделай то, что должен... Гарри
слегка кивает в ответ, берет палочку, и, собравшись из последних сил
ради последнего рывка, встает на ноги и кричит что есть сил: - Авада Кедавра! И зеленый луч бьет по красным глазам-щелкам. Становится так тихо. Так тихо... Он подбегает к распластанной фигуре, кладет белокурую голову себе на колени... Нет, не может быть... Лишь одна мысль бьется в мозгу: Я выбрал неправильный вариант. Я должен был вытащить тебя из болот...
