Он уже уснул, но я засыпаю гораздо позже. Я все еще лежу на нем,
зарываясь в него, покрытый липким потом. Чувствую себя грязным, скоро
пойду в душ, но сейчас я не двинусь с места.
Отец будет в ярости, если узнает. Они с матерью не приезжают в мой дом,
усадьбу во Франции, поэтому они никогда не узнают. Дело не в том, что
это любовь или нечто подобное. Я не полный дурак, чтобы поверить в
существование такой вещи, как любовь. Только жалкие создания, любители
грязнокровок, сопливые Гриффиндорцы и Хаффлпаффцы верят в такой бред,
как любовь и судьба.
Я ни перед кем не собираюсь признавать, что это. Только мы вдвоем знает
об этом. Мы не говорим об этом. И с окружающими нас людьми ведем себя
точно так же, как и раньше. Мы не держимся за руки, не делимся нежными
поцелуями, когда никто не смотрит. Но мы оба знаем, что здесь
происходит, пока лежим под покровом темноты, которая оберегает нас.
Мягкая кожа на его руке хранит особенный шрам.
Шрам черный, составляющий контраст с его бледной кожей. Шрам - это есть
я, кто я, кем всегда был, с момента рождения. Всего лишь несколько лет
назад я узнал, что он хочет этого. Хочет быть таким же, как я.
Я до сих пор не знаю ничего о причинах, подтолкнувших его к этому.
Наверное, он хотел отплатить им за что-то - Светлой стороне. Не
сомневаюсь в том, что дело тут не обошлось без его семьи. Или Поттер
проявил свой знаменитый идиотизм. Но неважно, что именно повлияло на
его решение, он все же пришел ко мне.
И я готов взять на себя ответственность и заявить, что он действительно
хотел этого. Хотел этот шрам, эту маску, что валяется на полу, черную
мантию, скомканную где-то в углу моей спальни. Он сам хотел пытать и
убивать грязнокровок, еще на прошлой неделе.
Сегодня он хотел убить Грейнджер.
Но они в это не верят. Наш лорд, мой отец, остальные Пожиратели Смерти.
Они не верят, что он действительно перешел на нашу сторону. Они думают,
что он шпион Светлой стороны. У нас происходить утечка информации: даже
наш лорд не может понять, как это происходит. Поэтому они винят его во
всем. А он отказывается говорить, где был две ночи назад, когда они
искали его. И также не признается, где был прошлой ночью, три ночи
назад, шесть ночей, где был каждую ночь за последние две недели.
А правда очень проста: он был со мной.
Так же, как и сейчас, он был со мной. Он стягивал с меня одежду,
оставлял отметины на моей коже своими зубами, целовал мои бедра. Он
вздыхал и стонал, дергая меня за волосы, и извивался, когда я
погружался в него, выходил и входил с новой силой. Он кричал и
покрывался потом и сжимался и...
И сводил меня с ума каждое мгновение.
У нас есть два выбора: Он отказывается сказать им, где был. Они убивают
его. Или, он говорит, что был со мной. Они убивают его. А потом убивают
меня.
Если завтра после допроса он умрет, то, что останется от меня? Как бы
сильно мне не хотелось, но я не могу не признать, что существует одна
правда.
Он нужен мне.
Дело тут не в любви. Это не эмоции, но и не внушение. Это чистейшее
физическое наслаждение, которое я получаю от человека, который мне
безразличен и необходим одновременно. Он есть этот человек. Он знает,
какой я, носит точно такой же шрам, как и у меня, и точно также
убивает. И я не помню, с чего все началось, не знаю всех деталей, но
все это не имеет значения, так как, если он умрет, то я несомненно
сойду с ума. И где-то глубоко в моем подсознании, какая-то маленькая
моя частичка чувствует вину. А когда он рядом, эта вина уходит. Каждый
раз, облизывая головку его члена, я говорю себе, что я не такой уж
плохой, раз могу заставить кого-то чувствовать то, что чувствует он.
Но все это не имеет ни малейшего значения для нашего лорда, Темного
Лорда. Завтра он снова его спросит. Снейп, возможно, приготовит зелье
правды, палочка нашего лорда будет наготове, на кончике языка застынет
Запретное заклинание.
Разглядывая, как бледный лунный свет оттеняет его черный шрам и бледную кожу, я принимаю решение.
У них не будет шанса обвинить его в чем-то завтра. Во всяком случае, не
в измене. Единственное, в чем они смогут обвинить его, так же, как и
меня, так это в том, что мы были достаточно глупы, чтобы спать друг с
другом и привыкнуть к этому. В том, что теперь нуждаемся друг в друге.
Я скажу им, где он был. Я лучше умру, чем останусь без этого
освобождения. И с этой мыслью я, наконец, расслабляюсь и позволяю себе
заснуть.
