Draconis

Youko Gingitsune

*****

Он негодовал. Нет, неправда, не просто негодовал, а был в бешенстве! Сначала - эти томительнейшие две недели, когда его ни на секунду не покидала мысль о том, что отец находится в Азкабане, и даже отсутствие там дементоров служило довольно слабым утешением: юношу мучила бессонница и постоянные боли в груди, заставлявшие зарываться с головой в подушки, заглушая рыдания… И вот, наконец, мать сообщила об освобождении отца под залог, и он уже почувствовал, как сваливается камень с души, но в следующее же мгновение на него словно вылили ушат холодной воды: оказывается, встречать мужа поедет одна Нарцисса, ибо так распорядился сам Люциус.

Драко понимал: отец не хотел, чтобы сын видел его, покидающим это ужасное место. Юноша смог смириться даже с нежеланием Люциуса позволить ему присутствовать на суде, состоявшемся неделю спустя, несмотря на то, что, по словам Снейпа, адвокаты настоятельно советовали обратное, дабы мистер Малфой предстал перед присяжными в образе эдакого положительного «отца семейства». Вероятно, Люциусу претила мысль о том, что сын увидит его в роли обвиняемого.

Но больше всего Драко переполняло гневом и отчаянием то обстоятельство, что за целую неделю между освобождением из Азкабана и судом, Люциус не счел необходимым появиться дома, чтобы хотя бы поздороваться с ним… со своим единственным сыном! Ничего: ни визита, ни слова, ни строчки! Единственным источником информации о суде, состоявшемся над его отцом и о снятии с того всех обвинений, были бесчисленные экземпляры самых авторитетных газет и журналов Волшебного Мира, которыми так и кишил их дом: именно через них Драко отслеживал каждый шаг Люциуса.

Он взглянул на то, что осталось от амулета… Полностью погрузившись в чтение «Пророка» и не осознавая своих действий, юноша сжимал хрупкую вещицу до тех пор, пока та не стала похожей на растолченную яичную скорлупу. Именно в этот момент раздался скрип открывающейся двери, и в тот же миг его обоняния достиг знакомый до боли запах, который мог принадлежать только одному человеку – отцу. Не поднимая головы от газеты, Драко поднес к губам почти полную чашку с полуостывшим кофе и осушил ее одним судорожным глотком.

Юноша сложил вдвое газету и только затем с усилием перевел взгляд туда, где находился Люциус. Драко пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не выдать каких-либо эмоций, растекающихся по венам, словно раскаленная лава.

- Отец, - с холодным почтением поздоровался он после нескольких секунд молчания, показавшихся вечностью. Чтобы не сорваться, Драко пришлось воскресить в памяти все уроки самообладания, преподнесенные когда-то Люциусом. Юноша боялся даже представить, что могло бы произойти, кинься он к отцу со всего разбега на шею или закричи до потери голоса.

- Драко, - ответил Люциус, встречаясь с сыном взглядом, в котором невозможно было отыскать хотя бы намек на радость или печаль. Не вызывало сомнения, что отец во много раз превосходил сына в этом искусстве. Что ж, раз он так хочет…

Драко повернулся, чтобы выйти через другую дверь, не останавливаясь ни на минуту, пока не закрыл ее за собой, затем ускорил шаг. Единственное, о чем он страстно мечтал в этот миг, - это заснуть и проспать до самого конца каникул, только бы не видеть лица отца. Юноше еще никогда не было так больно. Конечно, Люциуса нельзя назвать самым заботливым родителем, ему вообще не были свойственны какие-либо проявления нежности, но для Драко он обычно делал исключение, что всегда льстило. В детстве отец даже читал ему перед сном книги, а в особо ненастные вечера всегда возвращался домой пораньше, желая убедиться, что с мальчиком всё в порядке. Порой, полагая, что Драко уже спит, Люциус присаживался на край кровати и в задумчивости поглаживал по волосам ребенка, пока тот и в самом деле не проваливался в глубокий сон. А когда они отправлялись куда-нибудь вдвоем, то полдня могли потратить на поиски любой дребедени, пришедшей в голову юного Малфоя.

По опыту юноша знал, что закатывать истерики и злиться на Люциуса было бессмысленным занятием. Иногда отец вел себя так, будто Драко вообще не существовало, и не реагировал на все попытки сына привлечь к себе внимание. Юноша терпеливо переносил подобные перепады настроения Люциуса, зная, что они связаны со страхом за безопасность их семьи. Но это... это Драко не мог объяснить, сколько ни пытался найти оправдание нынешнему поведению отца, простить его.

Неожиданный поворот мысли заставил юношу остановиться всего лишь в нескольких шагах от собственной комнаты.

Простить его… Только сейчас Драко осознал: никогда раньше ему не приходилось по-настоящему обвинять в чем-то отца. Даже после случавшихся у того беспричинных вспышек гнева. О, нет, юноша понимал, что в такие минуты лучше держаться от отца подальше, хотя тот ни разу в жизни не поднимал на сына руку. Никогда, потому что знал: порой слова могут ранить гораздо сильнее, чем любая физическая боль. А уж Люциус был специалистом в этих вопросах.

Обхватив руками голову, Драко вошел в комнату. Ему не хотелось ни о чем думать – слишком много всего пришлось передумать за эту неделю, изводя себя изо дня в день попытками найти ответ на единственный вопрос: почему самый дорогой для него человек не удосужился найти свободную минуту, чтобы просто сообщить: у меня все в порядке?

Хватило бы пары строчек, думал юноша, раздеваясь. Всего только «У меня всё хорошо, вскоре увидимся», или «Суд состоится на этой неделе, до скорой встречи», или банальное «Я скучаю по тебе» - Драко лишь хотелось, чтобы отец вспомнил о его существовании. Особенно в моменты, подобные этому.

Надев халат, юноша отправился приготовлять ванну: нужно полежать подольше в теплой успокаивающей воде, чтобы прояснить сознание. Он закрыл за собой дверь, находясь в таком смятении, что не услышал ни зовущего голоса из коридора, ни открывшуюся в комнату дверь.

-----------------

Ванную юноша покидал, заметно успокоившись. Эти ароматические расслабляющие травы, рекомендованные профессором Снейпом, и в самом деле творили чудеса. Теперь оставалось только выпить зелье от бессонницы, приготовленное накануне, иначе он не сможет всю ночь сомкнуть глаз.

Сняв с головы полотенце и кинув его на ближайший стул, Драко направился к ящику с зельями, который находился в углу просторной комнаты.

- Veneficus! – он дотронулся до задвижки, и та открылась. Внутри ящика выстроилась целая батарея бутылок всех форм и размеров, содержащих жидкости любого цвета и состава. Ни на одной из них не было этикетки, но Драко с первого же взгляда нашел нужную. Он получал тайное наслаждение, созерцая и вдыхая ароматы зелий.

- Вижу, Северус был хорошим учителем, - звук этого голоса застал Драко врасплох: от неожиданности он выпустил из рук маленький флакон со снадобьем. К счастью, сработал рефлекс ловца - драгоценная бутылочка была поймана почти у пола. Юноша взглянул в зеркало, находящееся рядом, и увидел в нем выступающие из темноты очертания фигуры отца, сидящего на кровати.

- Бессонница? – раздался вопрос через несколько затянувшихся секунд.

- Есть немного, - ответил Драко, встряхивая флакон. Закрыв ящик, он вновь наложил охранительное заклинание. Юношу одолевали сомнения: единственным желанием сейчас было лечь спать, но отец, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть на том же месте. Драко скинул халат, повесив его на стул, и остался в одних пижамных штанах, потом развернулся и направился в сторону Люциуса, к краю кровати.

- Ты не против? – кивком головы юноша попросил отца пересесть на другое место, чтобы лечь на кровать, но тот не пошевелился, продолжая все так же пристально смотреть в глаза сына. Так бывало всякий раз, когда Драко пытался скрыть что-то, не понимая тщетность этих усилий. Стоило юноше подумать, что, должно быть, они проведут так всю ночь, как Люциус поднялся с кровати, медленно, в своей обычной изящной манере. Теперь пришлось даже задрать голову, чтобы увидеть глаза отца.

Драко так и не смог понять, что же произошло потом. В первую минуту ему хотелось выпроводить отца из комнаты, чтобы попытаться заснуть, но уже в следующую, встретившись с взглядом с Люциусом и, словно находясь под гипнозом, он уже не в силах был отвести глаз. Без сомнения, его отец был ослепителен, и Драко вновь почувствовал себя маленьким мальчиком под спокойным и властным взором стоящего перед ним мужчины. Однако… что-то странное затаилось в этих серебристо-серых глазах, столь похожих на его собственные. Юноша не мог понять в точности, что это было, но никогда раньше отец не пытался так долго получить контроль над какими-то чувствами. Да, именно так: Люциус боролся с чем-то, неведомым Драко.

- Я хочу отдохнуть, у меня совсем нет сил, - проговорил молодой человек, не замечая, как громко звучит его голос; и уже совсем не думая ни о чем, приподнялся на цыпочках и приблизил свои губы к холодным, бледно-розовым губам Люциуса. В этом не было ничего странного: он всегда целовал так отца перед сном, это было знаком особой нежности, что существовала между ними, – традиция, распространенная во многих уголках земного шара. Странным было то, что глаза Драко автоматически закрылись, стоило запаху Люциуса проникнуть в его сознание; и что он не мог оторваться от этих губ гораздо дольше обычного. Язык юноши предпринял робкую попытку отведать вкус изысканного ликера, которым были пропитаны губы отца; руки Драко слегка надавали на затылок Люциуса, стремясь притянуть его себе. И самым необычным, но в то же время невероятно долгожданным было то, что отец ответил, одной рукой обнимая талию сына, а другой - лаская мягкое и гладкое лицо юноши. Губы Люциуса податливо раскрылись, едва почувствовав язык Драко – от такого приглашения невозможно было отказаться.

Драко судорожно вцепился в отца, делая поцелуй ещё более страстным, и задрожал всем телом, когда сильные руки обняли его, прижимая к себе. Затем одна рука переместилась на бедро, а другая замерла на уровне лопаток, в то время как пальцы самого Драко запутались в густых и шелковистых волосах Люциуса. И уже невозможно было понять, чей именно стон прорезал тишину комнаты.

Не нужно было открывать глаза, чтобы услышать взволнованное (хоть и не столь сильное, как его собственное) дыхание отца, но, тем не менее, Драко сделал это, и представшая взору картина, лишила его дара речи. В глубине серебристых глаз Люциуса затаилась какая-то особая нежность, отличавшаяся от прежней и столь привычной. Что-то новое появилось сейчас в них, и если он не ошибался, хотя с трудом верилось в реальность происходящего, это было то же самое, что видел сейчас отец в его собственных глазах: вспышка желания.

Драко перевел взгляд на упоительно искушающие губы Люциуса, ещё влажные и ярко-красные от поцелуя. Как в замедленной съемке юноша увидел, что они вновь приближаются к его губам, и закрыл глаза в предвкушении. В этот раз поцелуй не был таким болезненно-страстным и почти грубым, как первый, нет; он был осторожным, мягким, нежным и невероятно чувственным.

Наконец, они прервались, чтобы немного отдышаться, - лицом к лицу, все ещё не желая заканчивать это прекрасное безумие.

- Я скучал по тебе.

Люциус прошептал заветные слова прямо в губы Драко, вырывая у сына хриплый вздох. Именно этого юноша так долго ждал, час за часом, секунда за секундой все предшествующие бесконечно-томительные дни. Он обнял отца изо всех сил, пряча лицо на шее Люциуса и желая навсегда продлить эти минуты, удержать неистовое и волшебное чувство, родившееся в груди, способное, казалось, сжечь дотла.

- Я тоже, - услышал он свой собственный шепот. – Ты не можешь представить, как сильно.

- Не уходи, - добавил юноша, вцепившись ещё сильнее в одежду отца, почувствовав, что Люциус высвобождается из кольца его рук.

- Я никуда не ухожу, мой Драко.

Секунду спустя, когда юноша вытянулся на кровати, отец снова обнял его, закутав в одеяло, словно защищая от чего-то неведомого. Из груди Драко вырвался вздох облегчения, и он, наконец, смог полностью расслабиться, чего не случалось уже очень давно. Веки налились свинцовой тяжестью, и он понял, что больше не в силах бороться со сном, в этот раз наступившим без помощи каких-либо снадобий.

- Я люблю тебя, - услышал Драко, находясь уже на грани сна и реальности. Эти слова прошептал ему на ухо Люциус, вызывая улыбку блаженства.

- Я тоже люблю тебя, - последнее, что произнес Драко. Его сознание пронзила мысль, что он ни за что на свете не позволит уйти тому новому, родившемуся сегодня между ними. С этой мыслью Драко провалился в глубокий и тяжелый сон, согретый объятиями человека, с которым он чувствовал себя самым защищенным в мире, и точно зная, что первое, что он увидит, проснувшись на следующее утро, будет отраженная в его глазах улыбка отца.