Фик по второму слэшному сюжету Снарри-феста. (Снейп - русалка. Он хранит это в секрете, никто об этом не знает, кроме Дамблдора. Гарри случайно об этом узнает. Каким образом Снейп стал русалкой, как он при этом живет и откуда взялись ноги, которые видел Гарри на 1 курсе, – должен придумать автор)
- Таежный чабрец, измельченный, пол столовой ложки, золотой корень, два корешка...
Черт знает что.
Ну серьезно – черт знает что! Интересно, знает ли это мифическое
магглское существо, почему всё в моей жизни вечно идет наперекосяк.
Абсолютно всё!
Какого черта – во-первых – я вечно вынужден за всех отдуваться.
Мальчик-который-выжил! Мальчик-который-всех-нас-спас! Какое счастье
удостоится чести быть избранным на главную роль в этой чертовой войне!
Не верите? Почитайте «Пророк» - иногда тамошние статьи напоминают
юмористические фельетоны.
Теперь-то война, наконец, закончена и всё, что получил ваш покорный
слуга – кипа бумажных упреков в том, «что можно было сделать лучше» и
незаживающий ожог на кисти правой руки.
-...Курильский чай, да-да, вот эти маленькие листочки. Очень хрупкие – осторожно положить щепотку в котел...
Да, а ещё лишился лучшего друга.
-...Шиповник, рябина, лист малины...
Да, и ещё это...Все нормальные люди моего возраста сидят сейчас в «Трёх
метлах» и угощают хохочущих девушек сливочным пивом или чем-нибудь
покрепче. И эти девушки – такие хорошенькие и нарядные в своих выходных
мантиях и пушистых зимних шапочках - по первому их слову с превеликим
удовольствием залезут в их постели. И поэтому лица моих приятелей
лопаются от удовольствия.
Но ведь и тут я отличился! Не будет у меня девушки и не сидеть мне с
друзьями в «Трёх метлах» по выходным.
-...Лист смородины, индийский чай, чага (Мерлин мой, а это-то что такое? Наверное, этот желтенький порошок)...
А у меня тут...ну...не девушка.
Черт.
Ну и угораздило же запасть на этого типа! Да к тому же когда он так
изменился.
Нет, нет – это совсем не тот Северус Снейп, какого вы себе
представляете! Я делаю вид, что не знаю, каким образом у него вдруг
пробудился вкус к жизни. Конечно, этому многое способствовало. И орден,
и признание всего магического научного мира, и многочисленные
публикации, и...ну, и кое-что ещё. Его немытые волосы теперь кажутся не
признаком запущенности в плане гигиены, а знаком фирменного стиля. Его
ботинки такие щегольские, а вид такой ухоженный, что по внешнему
аристократизму он мог бы тягаться с покойным Люциусом Малфоем. И,
естественно, язвительности и самоуверенности ему не занимать.
О, черт.
-...Сааган-дайля (ох, и как он запоминает эти жуткие калмыцкие
названия?), топинамбур (а, всё равно...брошу вот этой зеленой фигни –
хуже не станет)...
А когда он проходит вот так мимо меня, под руку с Сириусом и с
самоуверенной усмешкой на тонких губах, я чувствую себя
маленьким-маленьким...Младенцем-который-выжил-и-никому-теперь-не-нужен.
Да нет, моё положение просто безнадежно. Я как будто маленький мальчик,
случайно увидевший тетю в душе и впервые почувствовавший какое-то
странное возбуждение.
Да, именно так.
И ещё – почему я всегда крайний? На том уроке помимо меня болтали ещё
пятеро, а только я получил взыскание. Да ещё такое дурацкое – сварить
ему чай. Из этих... таёжных трав.
-...Медуница, таволга, лист облепихи...
Сириус, зашедший вместе с ним в этот кабинет, бросает на меня
снисходительный взгляд, хихикает Снейпу прямо в ухо, хватает его за эту
тонкую холеную руку и увлекает в его личные покои. Там он давно уже
чувствует себя как дома, я это знаю. Когда ты влюблен, то невольно
замечаешь каждую мелочь, связанную с личной жизнью любимого человека.
Я знаю, чем они там занимаются. Ну, то есть – вы же не подумали ничего
такого? Они целуются. Профессор не позволит Сириусу того, о чем вы
подумали, прямо здесь, когда они отделены от меня лишь тонкой
перегородкой.
-...Солянка холмовая, иван-чай, гибискус...
О, черт!..
Ну как же никто не понимает?! Никто – слышите – никто не сможет
полюбить его больше, чем я! Сириус...ох, Сириус – всего лишь увлечение,
мимолетное желание после долгих лет одиночества. Да разрази меня гром
на этом самом месте, если Сириус захотел его ещё тогда, когда он носил
старые мятые мантии и обгрызал и так не ухоженные ногти! А я – я
хотел....Ещё тогда. И всё это время хотел. А в его глазах я просто
маленький гриффиндорский неудачливый дурачок.
И я...я не могу так больше.
-...Крапива, шесть крупных листов, измять в ладонях...и, кажется, всё...
В соседнем кабинете что-то падает, наверное, со стола; я слышу
вкрадчивый и насмешливый голос: «Умерь свой пыл, Блэк, а то от моей
комнаты ничего не останется»
Дверь с грохотом распахнулась и Снейп выталкивает хохочущего Сириуса из кабинета.
Я, как всегда, опускаю глаза и, наверное, принимаю самый идиотский свой вид.
Краем глаза я вижу профессора, расслабленно прислонившегося к закрытой
двери. Прядь черных волос упала на его лицо, губы изогнулись в
мечтательной, иронической улыбке.
Да нет, я не смогу этого сделать.
Я же просто всё испорчу. Впрочем, мою жизнь теперь трудно сделать ещё гаже.
И это напряжение в штанах меня достало.
Но уже никуда не деться: он принимает серьезный вид (ему это ничего не
стоит!) и подходит к моему котлу проверить задание. Я поспешно и
суетливо поворачиваюсь так, чтобы мантия скрыла мою маленькую
неприятность, грозящую перерасти в большую проблему. Он подносит лицо к
котлу, чтобы вдохнуть горьковатый аромат чая и, чтобы не потерять
равновесия, опирается одной рукой о край чугунной посудины, а другую
руку... другой хочет облокотиться на стол, но по ошибке накрывает ею
мою ладонь.
Мерлин, это чувство ни с чем не сравнимо! Нет, от его руки не исходит
чудесное тепло и она не пахнет экзотическими цветами, но ощущение того,
что любимый человек, пусть и случайно, оказывается так близко к тебе,
приносит потрясающее, почти физическое удовольствие.
Он, естественно, пытается убрать руку, но я-то в ступоре! Я стою, как
идиот, прикрыв глаза, наслаждаясь мгновением, и не выпускаю его узкую
ладонь. А потом – я делаю это почти безотчетно – наклоняюсь и слегка
касаюсь губами выступающих косточек на его кисти.
О, вот теперь у кого дурацкий вид! Я открываю глаза и вижу его тонкое
лицо, на котором застыло выражение неподдельного изумления. Так мы и
стоим, два дурака, и глядим друг на друга. Он – с удивлением, я – с
бешеным волнением, огромной тревогой.
Наконец, я вновь вижу его привычный образ.
Тонкая бровь ползет вверх, уголки губ – вниз, но с его лица не сходит эта странная бледность...
-Мистер Поттер, - выдавливает он, - Лист смородины добавлен не вовремя,
вы перепутали гибискус с медуницей и не довели жидкость до кипения, как
указано в рецепте.
И я понимаю, что это – всё. Теперь моё единственное желание – не
разрыдаться прямо перед ним...
-Итого – вы показали абсолютное незнание простейших рецептов, - он,
мертвенно бледный, с огромным трудом произносил эти жуткие слова, -
...что приводит к потери двадцати баллов вашим факультетом. Я чувствую,
что крокодильи слезы наворачиваются на глаза, из-за этого я почти
ничего не вижу: вот только его длинный темный силуэт и пестрые кучки
ингредиентов на столе...
Стараясь скрыть от него свои слезы, я зажмурился и хотел было кинуться
вон из класса, долететь до своей спальни – я знаю, что сейчас там
никого нет – броситься на кровать и от отчаянья грызть, захлебываясь
слезами, подушку. Но я неуклюже зацепился ногой за котел и по-идиотски
растянулся на полу.
А вот это точно всё.
Даже вставать не хочется: буду лежать здесь вот так, пока не умру, а
потом придет смеющийся Сириус, и заберет отсюда мой окоченевший труп.
Я и не вставал – лежал так, оглушенный чувством стыда и острой жалостью
к себе, уткнувшись носом в пыльный паркет. Время бежало: минута,
вторая...
А он-то что сейчас делает?
Убедившись, что на лице высохли слезы, я оборачиваюсь и вижу его, спокойно достающего что-то из шкафа.
О Мерлин, этого ещё не хватало! Что там? Мышьяк? Цианид? Зелье «Вечное Проклятие»?
Нет, только...две чашки, куда он осторожно наливает мой – мой! – чай.
Я протираю глаза смотрю на него в упор. А он грациозно опускается на диван, и ставит горячий, ароматный напиток на стол.
- Поттер, вставай. Иди пить чай.
Ну, я неловко встаю, отряхиваюсь и понимаю: чтобы там ещё ни приключилось, мне уже всё равно.
Я осторожно дую на чай – глупая, детская привычка! – и делаю первый глоток.