Глаза цвета зимнего неба.
«У вечности глаза лишены цвета,
Сказал мне кто-то много веков назад,
Он был не прав, теперь я знаю это -
У вечности серые глаза…»
1965 год
Небо над Лондоном было затянуто серой дымкой, сквозь которую пробивались тёплые лучи сентябрьского солнца. Вокзал Кинг-Кросс как всегда был полон магглов, боявшихся опоздать на поезд. Они устраивали настоящие столпотворения в переходах и на платформах, оживленно разговаривали, отовсюду слышались скрип тележек и крики проводников. От платформ то и дело отправлялись поезда, наполнявшие пространство грохотом и лязгом. Одним словом, обычный вокзал.
Наша семья прибыла туда около одиннадцати часов, и мы, дети, успевали на «Хогвартс-Экспресс». Сквозь барьер мы прошли без приключений и оказались на платформе 9 и ¾, где я, наконец, смогла вздохнуть свободно. Было многолюдно, мелькали разноцветные мантии и остроконечные шляпы. Волшебники громко переговаривались и шутили, слышались взрывы хохота и приветственные возгласы только что встретившихся однокурсников.
В общем, самая обычная картина для первого дня осени, открывающего учебный год. Ребята слезно прощались с семьями, встречали друзей, делились впечатлениями, первокурсники испуганно жались к своим родителям и заворожено глазели на красный локомотив, а магглорожденные ошеломленно таращились на сов, щиты с волшебной рекламой и магический барьер. Они и не представляли, до чего же смешно смотрелись со стороны! Я не могла сдержать усмешку, увидев, как какая-то первогодка удивленно тычет пальцем в семикурсника, применившего к своему багажу Локомотор. И как Министерство Магии позволило таким учиться в Хогвартсе? Впрочем, какое мне до них дело? У меня своя жизнь, и она уж точно не пересечется ни с магглорожденным, ни с полукровкой. Я из Слизерина, и туда их, к счастью, не распределяют.
Я осмотрелась: ученики торопились поскорее занять свободные купе — поезд отправлялся с минуты на минуту. Андромеда попрощалась с семьей и поспешила к вагону старост. Мне было непонятно, почему матушка так ею гордилась. Уж лучше быть последней ученицей Слизерина, чем старостой Хаффлпафа. Она удивила всю семью, когда несколько лет назад написала из Хогвартса, что ее определили на Хаффлпаф. Я сначала воспринимала это как неудачную шутку и поверила только тогда, когда сестра приехала на каникулы с эмблемой этого факультета. Блэк в Халффлпафе — это смешно, ведь всем известно, что там учатся одни тупицы! Но, с другой стороны, Гриффиндор гораздо хуже: там полно грязнокровок.
Я молча наблюдала за тем, как мать наставляла Нарциссу. Сестра держала ее за руку и хлопала своими длинными ресницами, на ее лице читалось любопытство. Вот уже несколько месяцев Цисси только и говорила о Хогвартсе и ни о чем больше. И сейчас ее мечта сбывалась — она уже на вокзале и через каких-нибудь пять минут поедет в школу, где так хотела оказаться. Когда мать мне строго приказывала не спускать глаз с Нарциссы, я мысленно усмехнулась, ведь моя младшая сестренка всегда умела выходить сухой из воды. В детстве мы с ней часто дрались, и в глазах матери виноватой, конечно же, оставалась я. Нет, я не отрицаю, сама никогда не была ангелом.
Я бы запросто могла стать одной из самых прилежных учениц своего курса, если бы не моя «пагубная страсть» нарушать школьные правила. Это было у нас фамильное, ведь Блэки всегда любили пошалить. Правда, мои проказы невинными назвать трудно: не всякий из моих сокурсников осмелился бы пробраться ночью в Запретный Лес, дабы испробовать Непростительные Заклятия на пауках и навозных жуках. В прошлом году я поступила именно так. Со мной были и мои приятели: Люциус Малфой и Рудольфус Лестрейндж. На следующий день преподаватели узнали о нашей «прогулке», за которую нам могло бы хорошенько влететь, но наш декан вступился за «своих змеенышей», и мы были весьма довольны тем, что учителя так и не поняли, чем мы занимались в Лесу.
Громкий свисток проводника сообщил, что поезд отправляется. Я отлевитировала свой багаж и вещи Нарциссы, направляясь к вагону. Мать еще раз махнула нам рукой и аппарировала.
В поезде было полно народу, все толкались и искали незанятые места. Нарцисса скривила личико, продемонстрировав свое недовольство происходящим: как это так, ее, Нарциссу Блэк, не хотят пропускать вперед и не кланяются ей! Ну что ж, милочка, привыкай — такова жизнь. Здесь нет армии услужливых домашних эльфов и теплого крылышка мамочки, которая всегда и везде защищала тебя.
Проходя мимо одного из купе, я услышала, что меня окликнули, и обернулась. В дверях стоял высокий парень со светлыми волосами до плеч. Его глаза выражали равнодушие и презрение ко всему, что его окружало, а на губах играла ухмылка. Это был Люциус Малфой собственной персоной.
— Неужели забыла обо мне за лето, Белла? — произнес он, растягивая слова.
В ответ я фыркнула, входя в купе.
Нарцисса неуверенно двинулась за мной. Внутри уже были Рудольфус Лестрейндж, Эван Розье и Роберт Яксли. Эти ребята были грозой Хогвартса и головной болью преподавателей. Лестрейндж и Яксли тут же забросили наши чемоданы на багажные полки, остальные же присматривались к Нарциссе. То, что она через два-три года непременно станет первой красавицей школы, не ускользнуло от их глаз, и они явно решили поскорее добиться ее расположения.
Я усмехнулась, уставившись в окно. Пусть делают, что хотят, меня это не волнует. Это же парни, их не изменить. Но пусть уж лучше их компания, чем стайка глупых девчонок, которые только и говорят, что о последних новинках моды и о том, кто с кем встречается. И как так можно жить? Хотя, кто виноват в том, что эти ведьмочки лишены мозгов? Я взглянула на своих соседей по купе и заметила, что Рудольфус внимательно меня разглядывает. Я удивилась, и он заметил это, но лишь как-то неоднозначно улыбнулся и отвел взгляд в сторону. Для него это было довольно несвойственное поведение.
— Что с тобой, Лестрейндж? — мой голос, наверное, звучал слегка резковато, но меня это нисколько не волновало.
— А что со мной? — изобразил недоумение Рудольфус.
Я скептически поджала губы.
Руди окинул меня странным взглядом. Раньше он никогда так не смотрел. Я удивленно вскинула брови: с какой это стати? Он лишь покачал головой и отвернулся к Люциусу. Я растерялась, сбитая с толку непонятным поведением Рудольфуса: никаких наглых фраз, пошлых шуток и едких замечаний, на него это не совсем похоже. Да еще и эти загадочные взгляды. Ну, ладно, пусть немного поиграет. Все равно он рано или поздно расскажет, что к чему, или же я найду способ подтолкнуть его к этому, применив свое главное оружие — обаяние.
Поезд уезжал все дальше и дальше от Лондона, приближаясь к заветному Хогвартсу. Каким бы странным это ни казалось, но я была чрезвычайно привязана к этому месту, оно стало для меня настоящим домом. Пусть я была заносчивой, надменной и бесчувственной, как часто говорила Андромеда, но каждый раз, возвратившись в Хогвартс, я ожидала чего-то нового: чудес и сюрпризов. Я родилась и выросла в мире магии, но школа всегда была для меня чем-то необычайно таинственным и загадочным, и уверена, что большинство учеников Хогвартса со мной согласились бы. И сейчас я с замиранием сердца следила за тем, как за окном проплывают и меняются пейзажи, приближая меня к любимому месту. Чувствовалось легкое волнение, как и в первую поездку. Состав размеренно покачивался, тихо стучали колеса, слышались негромкие голоса моих спутников. Я даже не заметила, как задремала, прислонившись лбом к оконному стеклу.
Я проснулась оттого, что кто-то прикоснулся к моему плечу. Вздрогнув, я подняла голову: рука Рудольфуса все еще лежала на моем плече, и он в упор смотрел на меня. Я поднялась, тем самым скинув его руку. В купе уже никого не было, поезд стоял на месте, из коридоров слышались голоса, а за окном виднелись очертания платформы в Хогсмиде. Рудольфус помог мне с багажом, и мы направились в сторону экипажей. Половина карет уже отбыла к замку, а первокурсники сидели в лодках, которые, не спеша, двигались по гладкой поверхности озера. Мы с Лестрейнджем забрались в одну из карет, где уже разместились наши приятели и пятикурсник Августус Роквуд. Дверца закрылась, и карета пришла в движение. Опускались осенние сумерки, обволакивая все мутной дымкой, сквозь которую просачивался тусклый свет зажженных фонарей. Экипаж ехал медленно, его равномерное покачивание убаюкивало, и я была готова вновь провалиться в сон.
В школу мы прибыли около семи часов вечера. Тут нас «радушно» встретил полтергейст Пивз, расшвыривая по холлу навозные бомбы и распевая неприличные стихи, которые, по всей видимости, сочинил сам. Его пытался перекричать Филч, отчаянно желавший остановить происходящее безобразие, но его усилия были тщетны: навозный дождь, сотворенный Пивзом — обычное явление в Хогвартсе. Двери Большого Зала, потолок которого сегодня затянули тяжелые серые тучи, уже были приветливо открыты, приглашая учеников пройти внутрь, а над столами парили яркие свечи.
Церемония распределения прошла довольно быстро, после следовала обычная речь директора Диппета. Нарцисса попала в Слизерин, хотя, как мне показалось, ей было глубоко плевать, на каком факультете учится. Ужин тоже прошел без особых происшествий, не считая постоянных взглядов Лестрейнджа, которые мне начали надоедать. Не влюбился ли он? Хотя, сомневаюсь, что он на такое способен!
После окончания ужина ученики потихоньку стали расходиться по своим гостиным. Гриффиндорцы и равенклавцы направились в свои башни, хаффлпафцы во главе с Андромедой прошли в сторону восточного крыла замка, мы же толпой спускались в подземелья, стараясь не отставать от старосты, который должен был нам сообщить новый пароль.
Именно в тот момент я обратила на него внимание: густые темные волосы, светлая кожа, тонкие, красиво очерченные губы, большие серые глаза. Какой красивый! Я не могла отвести от него взгляда, словно завороженная. До меня нечетко, слово эхо, доносились голоса и смех спускающихся в подземелья слизеринцев. Малфой, шедший рядом со мной, отпускал свои плоские шуточки, но меня уже ничто не интересовало.
Юноша заметил, что я пристально смотрю на него и ответил равнодушным и непроницаемым взглядом. Мне почудилось, что по его губам скользнула едва заметная холодная насмешка, глаза на миг стали жуткими и по-змеиному коварными. Вдруг я почувствовала себя такой маленькой и беззащитной: это происходило со мной впервые. Я чуть не споткнулась на лестнице, так как мой взгляд был прикован к слизеринскому старосте.
А что я знала о Томе Риддле? То, что он был лучшим учеником, любимчиком всех учителей и по праву считался первым красавцем школы. Он был предметом воздыхания почти всех учениц Хогвартса. Том менял девушек, как перчатки, его отношения ни с кем не продлевались дольше двух дней, вернее, ночей.
Мне часто приходилось быть свидетельницей сопливых сцен, когда очередная его пассия после сладкой ночи, вся в слезах, рассказывала о том, как жестоко ее бросил этот красавец. Я же в те моменты лишь презрительно щурилась: и чем этот смазливый бабник мог так привлечь этих барышень? Да, он, несомненно, красив, лучший ученик, староста… Но преследовать его по пятам, надеясь, что рано или поздно он уложит тебя в койку, а после беспардонно укажет на дверь… Совершенно бессмысленно.
А сегодня между нами промелькнула искра, я это почувствовала. Он словно привязал меня к себе, лишь один раз взглянув, и реальность стала восприниматься как сон. В тот момент меня сковало странное наваждение: я была готова идти за ним куда угодно, лишь бы просто видеть эти глаза цвета зимнего неба. Но это было всего лишь мгновенье. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак для того, чтобы оторвать от него взгляд.
В этот миг я осознала, что стою посреди гостиной, которая уже изрядно опустела, лишь Малфой, Лестрейндж, Яксли, Розье и остальные подпевалы Риддла собрались вокруг главаря своей «банды» в углу помещения, вполголоса что-то обсуждая.
Мне было понятно, как Том смог покорить большинство девушек школы, но по-прежнему оставалось загадкой, каким образом ему удалось заставить этих парней признать себя своим лидером и слушать его с полуслова. Взять хотя бы Люциуса, который не выполнял требований преподавателей, а слово Риддла было для него законом. Иногда мне приходили в голову мысли, что Малфой недалеко ушел от всех воздыхательниц нашего старосты, но этого человека вряд ли могли интересовать парни, да и сомневаюсь, что все остальные слизеринцы были другой ориентации: девушками они интересовались. Да еще как! Напрашивался вывод: Риддл действительно обладает каким-то уникальным даром очаровывать людей.
Тут до меня дошло, как глупо выгляжу, стоя посреди гостиной и тупо глядя в одну точку. Некоторые из компании слизеринцев уже более чем заинтересованно смотрели в мою сторону, и в их глазах четко читался вопрос: «А не свихнулась ли Беллатрикс?». Я заметила, что Рудольфус также смотрит на меня и жестом приглашает подойти. Презрительно сдвинув брови и поджав губы, я покачала головой и отправилась в сторону спален.
Я всегда считала, что с комнатой мне повезло. Во-первых, в ней жило всего три человека, во-вторых, она находилась в самом отдаленном конце коридорчика, ведущего в крыло женских спален. Это было просторное помещение с тремя широкими кроватями с изумрудными пологами, небольшой камин, дубовый стол, несколько зеркал и комодов. Когда я вошла, Алекто Керроу уже дремала, а Эдвина Уилкис была погружена в чтение какого-то магического журнала, с обложки которого махали руками модно одетые ведьмы.
Надев халат, я направилась в душ. Голова все еще кружилась, а на душе появился неприятный осадок. Больше всего на свете мне хотелось не думать об этих серых глазах, которые совершенно не хотели покидать мое сознание. Холодные, резкие и необычайно глубокие, жуткие и властные. Я подставила под поток воды голову в надежде отвлечься и избавиться от чувств, обуревавших меня сейчас. Что-то странное, непонятное, тягостное, но в тоже время очень приятное заполняло меня изнутри.
Прежде со мной никогда такого не случалось, я никогда не поддавалась эмоциям, считая это проявлением слабости духа, уверенная в том, что это мешает жить и добиваться своей цели. Это только для напыщенных дур, которые только и знают, что читать «Ведьмополитен» и обсуждать, кто с кем целовался после отбоя. Я хладнокровна, жестока, целеустремленна, меня никогда не волнуют желания окружающих. Я, Беллатрикс Блек, сама хозяйка свой жизни. И никто, никто не может управлять мною, вызвав у меня какие-то иллюзии в виде чувств.
2-я глава
