Пергамент нашей жизни (Свиток первый) Глава 14.

От автора: Если вы добрались до этого места в фике - то уже прочитали более полумиллиона(!) знаков без пробелов. Вы – героицские товарисчи, должна я вам сказать.

*

Фелице снова нестерпимо хотелось обратно во Францию, в милый её сердцу Прованс, где с ней никогда не случалось ничего подобного. Она с тоской смотрела на пейзаж, висевший над каминной полкой. Сама Фелица сидела на диване с ногами, обхватив руками притянутые к подбородку колени. В камине вовсю горел огонь, но по её телу то и дело проходила дрожь.

Zut! Как такое могло случиться?! И почему произошло именно с ней? Сегодня утром Фелица вышла отсюда, если и не в самом радужном настроении, то, по крайней мере, предвкушая приятные хлопоты. Вернулась она заполночь, после долгих часов, проведённых в аврорате, и в совершенном раздрае.

Каллистус был под Империо. Фелица не поверила словам Доры в первую секунду, но ей пришлось признать правду, когда Каллистус развернулся и, ткнув в неё своей палочкой, произнёс: «Авада...»

К счастью, Дора не дала ему закончить. От брошенного ею Оглушающего заклятия тело Каллистуса дёрнулось, глаза закрылись, и он мешком осел на пол. Фелица проследила за тем, как палочка выпала из его ослабевших пальцев, откатившись в сторону, а затем и её колени подогнулись, и она практически упала на любовника сверху.

В магазине поднялся переполох. В небольшое помещение торгового зала вдруг набилась куча народу, они громко переговаривались, размахивали руками и задевали полами мантий Каллистуса и Фелицу. Как будто их здесь даже не было! Фелица с раздражением отодвигала в сторону испачканный стылой грязью подол чьего-то одеяния, когда тот оказывался, по её мнению, слишком близко от лица Каллистуса, от его пухлых губ, светлых смеженных ресниц...

Он хотел её убить. Фелица машинально погладила живот в том месте, куда пришлось остриё палочки Каллистуса. И он бы сделал это, если бы Дора не вмешалась. Убил бы, подчинённый чьей-то злой воле, и даже тени горечи или сомнения не промелькнуло бы на его лице. Фелица, сидевшая сейчас на диване в гостиной, крепче обхватила себя руками; утренняя Фелица, свернувшаяся клубочком на полу книжного магазина, боролась с тошнотой.

Потом кто-то, кажется, Дора, подняла её с колен, и успокаивая, как ребёнка, за руку повела прочь, на улицу, где и аппарировала их двоих к порогу Министерства. Там их встретил Кингсли и маленький аврор, которого, как с трудом вспомнила Фелица, звали Джойсом.

Её провели в аврорат, прямо в кабинет Кингсли, усадили в одно из кресел, предложили чаю и всё говорили-говорили... О всякой ерунде: как она себя чувствует и не нужен ли ей доктор, сможет ли она сейчас ответить на некоторые вопросы и сколько ложек сахару ей положить в чай? И все они: и Дора, и Кингсли, и даже Джойс, которого Фелица видела во второй раз в жизни, вели себя так невыносимо нежно и осторожно с ней, будто она была сделана из стекла.

Недовольство копилось в Фелице, как снег на ветвях дерева. Почему с ней обращались как с маленькой? К чему были все эти заискивающие улыбки, лёгкие прикосновения, утешающие слова?! Да, её чуть не прикончил мужчина, с которым она в последнее время делила досуг и постель, но она не тестрал, чтобы задабривать её кусочком сахара! И медицинская помощь нужна не ей, а Каллистусу, ведь рассудок человека, попавшего под Империус, активнее всего сопротивлялся в первые часы после наложения заклятия, а значит, и страдал сильнее. О чём она и заявила дяде.

– Ты не поняла, Фелица, – Кингсли отвёл взгляд, и у неё заныло сердце от предчувствия чего-то плохого. – Каллистус попал под Империус не сегодня и даже не вчера. Мы думаем, он находился под контролем многие месяцы.

Тогда ей захотелось оглохнуть и ослепнуть, чтобы только не слышать того, что ей говорили, не видеть виноватого лица Доры... Фелица не отказалась от своего желания и сейчас, много часов спустя, в пустоте гостиной снова и снова переживая все события дня. И даже не могла упрекнуть себя в малодушии: она узнала больше, чем в состоянии была адекватно воспринять.

Каллистус попал под заклятие подчинения в лондонском пабе тем же июльским вечером, когда погибла аврор Брегг. Кто именно из Пожирателей направил на него свою палочку, оставалось неясным, но Фелице было без разницы. Имело смысл только то, что Каллистус после этого себе уже не принадлежал. И все его последующие действия несли Магической Британии только вред.

Имея доступ в Министерство, являясь его сотрудником, Каллистус превратился в бесценную марионетку в руках Пожирателей. То, что при этом он оставался одним из самых опытных и проверенных авроров в команде Кингсли Фелице казалось чудовищной иронией. Возникал вопрос, а не было ли нападение Пожирателей на паб, расправа над магглами и убийство Гвендолин Брегг лишь жутким отвлекающим манёвром, призванным застать других авроров врасплох, и выбрать подходящую жертву для наложения Империуса? Свой человек в отделе Министерства, занимавшегося охраной магического правопорядка, давал Пожирателям и их Лорду серьёзное преимущество. И рушил многие планы светлой стороны.

Именно Каллистус сначала гарантировал невозможность немедленного допроса Яксли, а затем помог ему сбежать из заключения. Не говоря уже о том, что вредил и каждодневной работе аврората. Срывались рейды и задержания, таинственным образом исчезали улики, и маги, обвиняемые в практиковании тёмных искусств отпускались из под стражи... Кингсли ходил взад-вперёд по ковру и перечислял нестыковки и провалы отдела за последнее время, а она старалась пропускать мимо ушей то, что он говорил, одновременно отчаянно желая оказаться где-нибудь подальше отсюда.

Фелица вновь бросила взгляд на пейзаж с ночным Авиньоном и вздохнула: даже там она не смогла бы спрятаться от собственных мыслей. Это было похоже на то, как Снейп хозяйничал в её голове. Опять и опять она переживала события, которые случились сегодня, будто находясь в замкнутом круге.

Как кружил по кабинету Кингсли, объясняя Фелице то, как зрело подозрение внутри его команды, как стали звучать первые обвинения в адрес друг друга, как возникла необходимость внутренней проверки всех сотрудников аврората, одного за другим, пока однажды очередная ловушка не дала результат...

Его монолог, в который не вмешивались ни Дора, ни Джойс, прервало прибытие других авроров, которые сообщили, что Каллистуса проверили на наличие магии контроля, и последние сомнения, находился ли он под Империо, были сняты. Хорошей новостью можно было считать то, что осознав, что раскрыт, неизвестный Пожиратель освободил свою жертву. Только, даже после снятия с него Оглушающего заклятия, Каллистус не пришёл в себя. Его отправили в Св. Мунго, но никто из присутствовавших не решался сказать насколько оптимистичны могли быть прогнозы. Или же, наоборот, неутешительны... Они все знали, что долгое воздействие Империо могло сотворить с личностью человека. Фелица тоже это знала.

Поэтому когда они остались в кабинете втроём: Кингсли, Дора и сама Фелица, и дядя сказал ей, что она сможет навестить Каллистуса чуть позже, после того, как они закончат здесь, волшебница вздрогнула. Ей совсем не хотелось видеть Каллистуса. Она понимала, что должна чувствовать вину, ведь ему сейчас было так плохо, но...

Фелица уткнулась лицом в колени и прислушалась к себе. Нет, и сейчас она не желала навещать Каллистуса в больнице. Ведь тот уверенный в себе, нахальный и открытый маг, которого она знала, карту чувствительных зон тела которого хранила в памяти, был лишь пленником чужой воли, продолжением чьей-то чёрной души. Все слова, взгляды, признания, поцелуи, которые он так щедро дарил Фелице, оказались ложью. Она не имела представления о Каллистусе О’Рейли, никогда не видела его настоящего.

Наверно, только эта убеждённость и помогла Фелице пережить следующие несколько часов, в течение которых Дора и Кингсли, сменяя друг друга, когда им нужно было отойти по каким-то другим делам, допрашивали её обо всём, что когда-либо на её памяти говорил или делал Каллистус. Фелица понимала необходимость столь жёсткого вмешательства в её личную жизнь, и поэтому рассказала всё как было.

Она озвучивала лишь сухие факты, стараясь не замочить ног в омуте чувств, который хоть и покрылся тонкой корочкой льда из-за онемения, прокравшегося в душу и распустившего вокруг скользкие холодные щупальца, но на глубине бурлил бурей страстей. Может, у неё и впрямь начался шок из-за всего что случилось, или же ей подмешали успокоительное в чай... Фелица не знала, но стройная череда слов из её рта прервалась лишь однажды за всё время допроса: когда она заметила, как за спиной Кингсли, самопишущее перо на столе методично фиксирует все вопросы и ответы. На секунду это сбило её с мысли, будто записанный на пергаменте, весь её подстроенный Пожирателями роман с Каллистусом становился ещё лживее.

– Это для расследования, Фелица, – сказал тогда Кингсли, взяв её ладони в свои. – Всё нужно должным образом оформить.

Фелица не спорила.

Потом её водили по другим кабинетам, брали на осмотр волшебную палочку, пытались кормить и давали подписывать какие-то бумаги. Механически переставляя ноги, Фелица покорно шла куда было указано, передавала в чужие руки свою палочку, глотала еду, не ощущая вкуса, и подписывала своё имя на уголках бесконечных страниц розоватых министерских бланков. Ей сказали, что всё это (кроме обеда) – необходимые процедуры при ведении дел в аврорате. По одному из которых она теперь проходила важным свидетелем. Фелица чуть не рассмеялась тогда: пергаментные листы, с тем же успехом, могли содержать контракт на продажу её души, а многочисленные круглые печати, вместо эмблемы Министерства, нести знак дьявола, она подписала бы их всё равно.

То, что перспектива потери души волновала её так мало, должно было бы пугать. Фелица смотрела как плясали языки пламени в камине и не боялась совершенно.

Обратно в школу, уже на исходе дня, её провожала Дора. Хвала Мерлину, она не сделала попытки поинтересоваться, не хотела ли бы Фелица сначала прогуляться до Св. Мунго и выяснить, как там Каллистус. Дора вообще ни о чём её не спросила, просто обвила руками за шею и аппарировала их обеих на земли Хогвартса, недалеко от главных ворот со статуями. Обнявшись, они простояли там в стремительно сгущавшихся сумерках какое-то время. Наконец, Дора начала беспокойно вздрагивать под руками Фелицы, и та отпустила подругу. Доре всегда был тяжело долго оставаться неподвижной, а может, ей просто стало холодно. Сама Фелица тогда, на ветру, не ощущала дыхания декабря. Холодно ей было теперь, в тёплой гостиной, перед пылающим камином.

Дора аппарировала вновь, на прощание прикоснувшись к скуле Фелицы губами, и она отметила про себя, что они почему-то были влажными, словно лепестки розы в каплях росы. Стала вытирать рукой такие же странно мокрые щёки, и вдруг вспомнила, как много недель назад упала перед ней на пустую тарелку большая красная роза, которую прислал Каллистус.

Шипы на тонком стебле цветка словно прорвали плотину. Воспоминания начали атаковать Фелицу одно за другим. До сегодняшнего дня они были одними из самых нежно любимых, теперь же оказались сдобрены ядом горькой правды, и виделись совсем по-другому... Фелица повернулась спиной к замку и зашагала куда глаза глядят.

«Алая невинность – очень редкий сорт британской розы. Кто бы ни стремился сделать вам приятное, он приложил к этому много усилий». Так сказала тогда за обедом профессор Спраут. Могло ли это насторожить Фелицу, должно ли было? Ей представился Кристоф в их студенческие годы, такой, каким он выглядел в моменты, когда они ссорились, и он пытался доказать, насколько она глупее его: «Как ты думаешь, сколько в Британии садов, где могли бы расти подобные цветы, а?! Уж, наверно, это самые богатые дома чистокровных волшебников, вроде Малфоев или Мальсиберов, некоторые из которых служат Тёмному Лорду, вот ведь совпадение! И кстати, разве не Мальсибер так искусен в наложении Империуса?! Кто бы стал посылать тебе такой дорогой знак внимания после первой встречи», – лицо Кристофа из воспоминаний Фелицы перекосило в усмешке. – «Не льсти себе, одна твоя внешность не стоит таких подарков!»

Она же восприняла его как должное. Ничего странного, кроме завидной эксцентричности, в жесте Каллистуса не усмотрела и профессор Спраут. Начал чувствовать что-то неладное лишь Снейп. Фелица вспомнила с каким подозрением он сверлил тогда розу взглядом. И, как теперь понимала Фелица, не ревновал ни её, ни редкий ингредиент.

Но Снейп был единственным, кто испытывал к Каллистусу негативные эмоции! Ни Кингсли, ни другие коллеги и друзья, которые знали его куда дольше, чем Фелица, не заметили никакой перемены в его поведении! Фелица на секунду остановилась и топнула ногой. Никто! Как можно было винить себя в чём-то, если даже Дора...

Когда в то утро, после ночных приключений в Запретном лесу Фелица шла из лазарета в свои покои и встретила Каллистуса, одной из первых его реплик стала фраза о том, что, в отличие от Тонкс, он проводит своё время с гораздо бóльшей пользой. «Пока она возится в лазарете с этим существом», так, кажется, звучали его слова. То, с каким презрением он это сказал... Должно ли было это её насторожить?

Дора обмолвилась как-то, что одна из причин, почему они с Каллистусом часто работали в паре, заключалась в том, что он не осуждал Ремуса. «Он не придаёт значения тому, что я встречаюсь с оборотнем и не пытается меня «лечить», как некоторые другие», – сказала она со смехом. Смех вышел не очень весёлый, заставив Фелицу задуматься о том, что любить оборотня тяжело ещё и из-за общественного мнения. Дора шла ему наперекор. Тогда это укрепило Фелицу в желании поддерживать подругу, даже вразрез с собственными взглядами. Взгляды эти, впрочем, начали меняться под воздействием милой персоны одного из оборотней – обладателя растянутых вязанных свитеров, усталой улыбки и храброго сердца, которое билось, похоже, в такт с сердцем Доры.

Фелица потеряла всякое право осуждать выбор подруги в ту ночь, когда чуть не бросила Люпина на смерть в логове оборотней на поляне кентавров. Конечно, никто в здравом уме не посмел бы назвать её действия однозначно ужасными, особенно учитывая, что на чаше невидимых моральных весов тогда находились три детские жизни, одна из которых принадлежала Поттеру... Но совесть Фелицы и по сей день несколько успокаивало только то, что по счастливому стечению небесных светил и обстоятельств, маленький единорог, растерзанный незадолго до того где-то в чаще Запретного леса, остался единственной жертвой.

Где-то в чаще... Утром у озера когда тонул Поттер, Каллистус сказал, что кентавры показали ему место преступления оборотней, и пробираться туда пришлось довольно долго. Он ведь поведал ей целую историю, подробно описывая когда, что и как с ним случилось в ту ночь. Слишком подробно... Чтобы не вспоминать о том, как они шли к замку рука об руку, и как она, Фелица, ощущала присутствие Каллистуса рядом и наслаждалась им, она заставила себя вспомнить тот рассказ в подробностях.

Что было ложью? Он и Джойс разделились в стойбище кентавров, это следовало считать правдой, но вот всё остальное... Что если Каллистусу действительно показали место убийства жеребёнка, но оно находилось не так далеко, как он утверждал? Что если у него оказалось достаточно времени, чтобы на обратном пути из Леса встретить бродящего во сне Поттера и попытаться его убить? После истории с вороном Фелица подозревала, что её студента в озеро столкнул Яксли-младший, получивший приказание следить за Мальчиком-Который-Выжил и избавиться от него при первой возможности. Но сейчас...

Каллистус тогда продемонстрировал ей прореху на плече своей мантии. Мог ли не случайный лесной сук распороть ткань, а волшебная палочка Поттера?

На очередном шаге Фелица наступила ногой в лужу и оказалась по щиколотку в ледяной воде. Снова шёл дождь? Фелица вспомнила бледного Поттера, не подавшего признаков жизни, и сглотнула. Она ли тогда вспугнула Каллистуса, или это был Снейп? Он сказал что не видел у озера посторонних, но ведь признал, что у него возникли свои подозрения... Теперь они были и у Фелицы.

Мог ли Каллистус вновь отступить под прикрытие Леса, услышав шум и вообразив, что кто-то идёт Поттеру на подмогу? Технически, Поттер спал. Даже оставшись в живых, он вряд ли смог бы опознать обидчика. Позволить же кому-нибудь бодрствующему увидеть Каллистуса невидимый кукловод не мог. А позже настойчиво допытывался у Поттера, что из атаки на себя тот запомнил. Фелица отчётливо помнила, как Каллистус шагнул к сидящему подростку со спины и положил руку ему на плечо, Снейп тогда ещё вмешался.

А что если... У Фелицы даже дыхание перехватило от этой мысли! Воображаемый Кристоф в её голове, который, как ни крути, был частью её собственного «Я», незамедлительно определил Мальсибера в качестве наиболее вероятного творца Империо, но что если им был сам Волдеморт?! Он мог попытаться через тело Каллистуса повлиять и на Поттера! Или завершить начатое у озера прямо в кабинете директора! Или...

Фелица остановила поток своих мыслей себя и попыталась успокоиться. Поттер говорил, что Волдеморт был слаб и после последней битвы с Дамблдором так и не оправился. Пока не оправился. Но, наверно, чтобы, контролируя одного человека, завладеть сознанием другого, даже такой маг как Волдеморт должен был быть на пике формы, не так ли? Нет, не он, конечно, не он. Фелица глубоко вздохнула: «Успокойся, ты не спала с... с Ним.»

Pouah! Да, она всего лишь спала с кем-то из Пожирателей! Фелица снова остановилась и, с досадой уставилась на кусты орешника, росшие на обочине дороги.

Вдруг ей что-то померещилось среди голых веток. Может, мелкий грызун или птица, в темноте сложно было сказать точно. И когда это успело стемнеть?! Фелице сделалось не по себе, и она торопливо зажгла Люмос на конце своей палочки. Стало светлее, но накатившего страха это не рассеяло. Именно в этом месте она и Каллистус встретили однажды неизвестных Пожирателей... Фелица развернулась и двинулась к замку быстрым шагом, стараясь сохранить остатки гордости в глазах возможных соглядатаев, и не переходить на бег.

Было ли то нападение инсценировкой, ещё одним способом втереться к Фелице в доверие? Она не могла знать наверняка, но что-то подсказывало ей: сцена, разыгравшаяся на её глазах на этой лесной дороге, не была запланированной.

Слишком настоящей выглядела белая вспышка Вердимилиуса, поразившая землю в футе от Каллистуса, и слишком озабоченно он позже расспрашивал Фелицу о том, узнала ли она кого-то из нападавших. Ах, да, и обмен репликами между Пожирателями, который случайно услышала Фелица перед тем как они аппарировали: «Это О’Рейли, он аврор!», «Вот именно!» Старший из Пожирателей, должно быть, наконец понял, кто был перед ними, или же кукловод Каллистуса успел подать им какой-то знак. Возможно, засада была организована на кого-то другого («Поттера?»), и Пожиратели просто обознались в сумерках. То, как Каллистус тогда с негодованием воскликнул, что если бы на нём была мантия, «они бы и не посмели напасть», говорила в пользу последней версии.

Ещё Фелице пришло в голову, что Каллистус в тот вечер был так раздосадован не тем, что Пожирателям удалось сбежать, а потому что из-за присутствия Фелицы он не смог скрыть этого факта, и всё стало известно преподавателям Хогвартса. Из-за дополнительных мер безопасности в тот Хогсмидский week-end приспешникам Лорда не выдалось возможности подстеречь Поттера одного.

На фоне тёмного неба всё яснее стали проступать очертания замка с его ярко светящимися окнами, и Фелица неожиданно заколебалась. Ей не хотелось идти туда, где было полно народу, где, наверно, знали о случившемся. А может, уже и спецвыпуск «Пророка» вышел: «Сенсация! Аврор под Империусом! Куда смотрит правительство?!» Фелица скривилась. Значит не избежать любопытных и сочувствующих взглядов, всех этих восклицаний, произнесённых жалостливым или нравоучительным тоном: «Бедняжка!» «А что такое?!» «Как, вы не знаете?! Они же встречались!» Фелице уже захотелось провалиться сквозь землю от стыда.

Она решила ещё немного побыть снаружи, в спасительной темноте. Пока щёки не перестали бы гореть. «Пока все в замке не уснут.»

Но во всём случившимся не было её вины! Она не должна была чувствовать себя так, будто находилась в сговоре с Пожирателями! Она ничего не знала!

«Mon oeil! Не знала она!» Фелица застыла, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. «Да ты же уличила Каллистуса во лжи, почти изобличила его однажды! Просто повела себя как влюблённая идиотка и поверила его дурацкому, наспех придуманному объяснению!»

Да-да! В тот же памятный вечер, когда на них напали Пожиратели, чуть раньше в трактире, ожерелье подало ей сигнал тревоги, среагировав на следы от тёмной магии Анхальт-зелья на коже Каллистуса. А ведь сегодня Фелица не рассказала об этом случае дяде, до сих пор по непонятной причине верная слову, данному Каллистусу. «Кингсли размажет меня как мармеладную муху, если узнает».

Опрокинули котёл, как бы не так! Каллистус, настоящий Каллистус, запертый в тюрьме собственного разума, сопротивлялся, и, похоже, отчаянно. Чтобы окончательно сломить волю тренированного аврора слугам Волдеморта пришлось принять дополнительные меры. У Фелицы сжалось сердце. Она представила, как Каллистус подносил к губам кубок с Зельем Внушения, как дрожала его рука, пытаясь избавиться от ненавистного напитка, и как предательски опять подводило тело, заставляя выпить весь не расплескавшийся яд до капли. Хватило ли одного раза? Или неизвестный маг мучал Каллистуса снова и снова, вливая в него Анхальт-зелье каждый раз когда ему казалось, что его контроль над жертвой не безупречен?

Никто не мог сопротивляться Империусу, оно не зря было названо одним из Непростительных заклятий. Но даже полностью подчинив себе чужую волю, кукловод никогда не мог избавиться от самосознания человека, в разум которого вторгся. Каллистус всегда был там, каждую минуту, просто Фелица никогда не видела его, ни разу.

«Кроме той ночи, да?» Когда она впервые ночевала у Каллистуса дома. Ей показалось, ему снился кошмар, но нет, он пытался сбросить с себя заклятие. Жертва Империуса наименее контролируема во время сна. Каллистус хотел подать ей знак. Даже смог выкрикнуть её имя. Как там выразился Джойс: «Лис, я недавно заметил, что твой голос стал более хриплым чем раньше. Пытаешься очаровать даму?» «Нет, Джойс, всего лишь кричу во сне». Фелица была свидетельницей nocturne терзаний Каллистуса лишь однажды, но теперь была уверена: были и другие.

Почему во сне он звал на помощь Снейпа, Фелица не была уверена. Может, считал, что Снейп единственный, кто мог бы разгадать его нынешнюю сущность. В конце концов, если кукловодом являлся Мальсибер, то они со Снейпом должны были быть хорошо знакомы. Под Империусом человек почти не отличался поведением от себя прежнего, так как маг, накладывавающий заклятие, использовал готовый набор привычек и черт характера жертвы. Но всё же, в присутствии Снейпа Каллистус мог выдать Мальсибера характерным для того жестом, ругательством или манерой смеяться.

И возможности представлялись часто. Одной из целей Мальсибера (или другого Пожирателя) явно было разузнать больше о Снейпе, выяснить, доверяли ли ему в Хогвартсе. Причины такого интереса Фелица не знала. Ей хотелось только надеяться, что Снейпу ничего не угрожало. То, как Каллистус провоцировал Мастера Зелий при каждой их встрече, нервировало. Дало ли это Снейпу ещё один повод подозревать ненавистного аврора в чём-то?

Даже если и так, Снейп не стал действовать, чтобы подтвердить или опровергнуть свои сомнения. Снова увидев перед мысленным взором глаза Каллистуса в тот короткий миг, когда он находился между сном и явью, так близко к прутьям магической клетки, в которой заперли его душу, волшебница с силой пнула ногой случайный камень и обвинила Снейпа в трусости. Вслух. Громко.

Фелица, сидящая в гостиной перед камином хотела бы не помнить ничего из произошедшего. Ей хотелось есть, спать и, ещё возможно, никогда больше не выходить из своих покоев. Вместо этого она откинула голову на спинку дивана и продолжила вспоминать.

Пергамент нашей жизни (Свиток первый) Глава 14.

lovey_dovey

Пергамент нашей жизни (Свиток первый) Глава 14. - Текст произведения